Безмолвно извинившись перед Алистером за надежду, с которой он по ошибке ей доверился, она сорвала с себя заклинания, одно за другим, и позволила им упасть на землю. Розу ветров. Осколки зеркала. Прикосновение целителя. Смертный сон. Финли не сказал ей ни слова, только наблюдал за ней с серьезным выражением лица. Когда на ней осталось только украденное кольцо чемпиона, она опустилась перед Финли на колени, а затем подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Я умываю руки, – прошептала она. – Ты хочешь получить ответ, но у меня его нет. Так что предлагаю тебе выход. Мы как-то говорили по поводу моего убийства и ты сказал, что передумал. Что ж. У тебя есть возможность это сделать.

Бриони склонила голову и закрыла глаза.

Теперь она слышала только собственное дыхание, неглубокое и быстрое, как у кролика, и как Финли со скрипом вытаскивает свой Меч. Теперь он знает о ней всю правду. Знает все ужасные поступки, которые она совершила, все, в чем она виновата.

Острие Меча коснулось ее обнаженной шеи и от прикосновения холодной стали у Бриони по коже пробежали мурашки. Долго, бесконечно долго Бриони чувствовала холод острия и ждала, что Финли поднимет Меч и одним мощным ударом обрушит его ей на шею.

Она старалась не думать о том, как будет больно.

Но неожиданно леденящее ощущение металла у ее кожи пропало. Финли отошел.

– Посмотри на меня, – прохрипел он.

Она открыла глаза и увидела, что он не сводит с нее пристального взгляда. На фоне яркого красного солнца его черты лица казались резкими. Он снова повесил Меч на кожаный ремень.

Воздух между ними сгустился, но не от магии, а от чего-то другого. От чего-то, что казалось одновременно и опасным, и очень важным. Бриони никогда прежде не видела, чтобы Финли смотрел на нее с таким волнением, даже когда они расстались.

Как будто он был в смятении.

Как будто он был в ярости.

Наконец он заговорил.

– Ты знаешь, как Блэры выбирают своего чемпиона? – спросил он.

Бриони покачала головой. При чем здесь это?

– Все подходящие кандидаты готовятся к турниру всю свою жизнь. Когда мы выросли, нам сказали, что чтобы стать чемпионом, нужно пройти испытание, – сказал Финли. – И вот – я и мои двоюродные братья и сестры стали ждать. Мы ждали… ждали, пока до турнира не осталось несколько дней. А взрослые не сказали ни слова. И тогда я понял. В нашей семье не выбирают чемпиона – наш чемпион сам вызывается участвовать в турнире. И неважно, является ли он самым сильным кандидатом или нет. Важно то, что морально он готов участвовать – вне зависимости от результата. Наш кодекс прост: честь, доблесть, честность. Чемпион, который решает ему следовать, готов отстаивать все три ценности нашей семьи в жизни – и на турнире.

– Значит, ты вызвался защищать свою семью, – прошептала она.

– Да. И нет. Я вызвался участвовать в турнире, потому что хотел, чтобы семья мной гордилась. Но я не стал бы этого делать, если бы Торберны выбрали чемпионом тебя, а не Иннес.

Бриони вспомнила, как он смотрел на нее, когда Достопримечательности все еще были руинами. Когда она еще была сестрой чемпиона.

– Ты не хотел со мной драться.

– Конечно, не хотел. Никогда не хотел. А потом, когда в самую первую ночь я увидел тебя… – его голос дрогнул. – Я не стану тебя убивать. Какого черта ты вообще об этом просишь?

Бриони думала, что хуже ей уже быть не может – но она в жизни не чувствовала себя настолько паршиво.

– Итак, чтобы попасть сюда, ты совершила много всякого дерьма. Я не собираюсь притворяться и говорить, что моя стратегия была благородной. Но я понимаю, что в этом турнире нет ничего хорошего, и кодекс чести моей семьи никогда этого не исправит. Я считаю, что пришло время написать свои собственные правила. Найти способ все исправить.

И он протянул ей руку.

– Давай, – сказал он. – Вставай.

Она взяла его за руку и неуверенно поднялась на ноги. Сейчас они были очень близко. Она могла видеть остатки нескольких выцветших следов проклятия на его коже, на воротнике его футболки-поло все еще была засохшая кровь.

– Я тоже хочу все исправить, – сказала Бриони.

– Тогда не перевешивай свою вину на мои плечи. Ты должна взять на себя ответственность за себя и за тех, кому причинила боль. – Финли сделал паузу. Ему не нужно было добавлять, что он говорил в том числе и о себе. – Если ты не врешь, ты не сдашься. Не опустишь руки.

Он не дал ей закончить ее историю. Но также не дал ей и нового начала.

– И что будет дальше? – спросила Бриони.

– Мы вдвоем закончим то, что ты начала. Неважно, кем мы после этого станем в глазах членов наших семей – героями или злодеями. Мне плевать. Думаю, тебе теперь плевать тоже.

Бриони почувствовала, как ее накрывает волной безмерной благодарности. Она больше не будет плыть по течению. Она найдет новый путь вперед, и ей не придется искать его в одиночку.

– Так ты… ты хочешь вернуться в Монастырь? – спросила она.

Но Финли покачал головой.

– Элионор рассказала мне, что ты говорила о септограмме, и сказала, что ей на это плевать. Остальные тоже вряд ли тебе поверят. Пока ты не сможешь предъявить неоспоримые доказательства.

Бриони посмотрела на Меч, висящий на спине Финли. Всего несколько минут назад его острие касалось ее шеи. А теперь он может стать первой ступенью на пути к их спасению.

– Ну, я знаю, как получить эти доказательства, – сказала Бриони. – Алистер оставил Пещеру без присмотра. Он в Замке. А у тебя есть Меч.

Что-то вспыхнуло в глазах Финли.

Решимость.

Его взгляд скользнул мимо нее к горам, туда, где была скрыта Пещера. А потом он снова повернулся к Бриони.

– Тогда пошли, – сказал он.

Бриони кивнула и опустилась на колени, чтобы собрать свои магические кольца. Теперь она знала правду о себе. Она причинила столько боли, столько вреда. Раньше, пытаясь прекратить турнир, она руководствовалась ложной мотивацией. Но если они с Финли смогут доказать, что ее слова не выдумка, возможно – только возможно, – она сможет найти верную.

Несколько мгновений после того, как опустился подъемный мост, никто не двигался с места.

Изобель плотнее запахнулась в Плащ.

Гэвин хрустнул шеей.

Алистер нависал над ними, темный и тихий, как тень.

Гэвин пересек мост первым. Хотя смерть Карбри смягчила свечение Кровавой завесы, разница была незначительной, а Гэвин не очень хорошо переносил кроваво-красный свет. Каждая тень на его скулах и подбородке казалась более резкой, любая мягкость на его лице исчезла. Его светлые волосы казались почти бесцветными.