— Как мы проглядели Долгова? — сокрушался он. — Могли бы для порядка заглянуть в закуток. Но не заглянули. Накануне там никого не было, и я, признаться, не ожидал ничего подобного. Дядя Леша! Никогда бы не подумал.

— Я видел, как кто-то проскользнул в сарай, — объявил Лавров.

— И промолчал?

— Он действовал по инструкции, — улыбнулась Глория. — Мы нарочно отложили «сеанс» на ночь, чтобы Долгов успел добраться до Старого Крыма. Он надеялся застать здесь только Жанну и выведать, где лежит клад. Он готовился к любым сюрпризам. Его цель того стоила.

— А если бы все происходило не в подвале?

— Думаю, он некоторое время наблюдал за нами и видел, как мы шастаем в сарай, — сказал Лавров. — Впрочем, у него наверняка были запасные варианты.

— Но откуда дядя Леша узнал про наш отъезд?

— Берта Евгеньевна сообщила, — мягко произнесла Глория и призналась в незаконном проникновении в квартиру в Раменках, а потом подробно описала визит Крапивиной.

— Моя мать с ним заодно?

— Она обращалась к Долгову за помощью, и… они были очень близки. После смерти мужа она делилась с ним своими горестями. Помните их встречу в «фольксвагене»? Они обсуждали ваше поведение, Николай. Берта Евгеньевна подсыпала домработнице снотворное, та уснула, а хозяйка отправилась на тайное свидание. На самом деле Долгов и ваша мать вели в машине вполне невинную беседу о том, как наставить вас на путь истинный.

— Зачем такие предосторожности? — не понял Крапивин.

— Они оба были заинтересованы скрывать свои отношения. Каждый по своей причине. Берту Евгеньевну напугали ваши расспросы, и она просто перестраховывалась, Долгову это тоже не понравилось. Он понял, что ваша любознательность может нарушить его планы.

— Особенно после нашего последнего разговора, — кивнул Николай. — Какой же я остолоп! Томашин, кстати, предупреждал меня, а я… Прислушайся я к нему, он был бы жив. Видимо, он решил доказать мне свою правоту таким вот радикальным способом… и погиб.

— Это его собственная ошибка, — вставил Лавров. — Каждый платит по своим счетам.

Крапивину не давало покоя странное поведение матери, которая за его спиной обсуждала его с Долговым и осмелилась явиться к Жанне предлагать денег.

— Неужели мама угрожала вам пистолетом? Не могу поверить.

Начальник охраны пожал плечами. Ему было наплевать, верит им Крапивин или нет. Главное, убийца разоблачен, а все остальные живы. Клиент в принципе должен быть доволен. Пусть бриллианты не найдены — это даже к лучшему. От них только жди беды.

— Браунинг, который Берта Евгеньевна собиралась разрядить в нас, находится у меня, — заявил он, не щадя сыновних чувств Крапивина. — Вернемся в Москву, я вам его предъявлю… как доказательство наших слов.

— Браунинг? Боже! Я заметил его пропажу… но не удосужился выяснить, куда он подевался. Я со всех сторон виноват. Почему моя бедная матушка все скрывала? Она не могла не знать, что дядя Леша родом из Старого Крыма, что именно он порекомендовал отцу съездить в тамошний санаторий. Я же спрашивал ее! Знай я это раньше, все могло сложиться иначе.

— Берту Евгеньевну связывала с Долговым страшная тайна, — тихо произнесла Глория. — Она боялась, что когда-нибудь эта тайна выйдет наружу и разрушит ее жизнь. Любой вопрос, касающийся Долгова, повергал ее в прострацию.

— Вы откроете мне эту тайну?

— А ты до сих пор не догадался? — не утерпел Лавров. — Приглядись к «дяде Леше» повнимательнее! Он же вылитый ты в преклонном возрасте!

— Дядя Леша… — обескураженно пробормотал Николай, все еще не понимая, куда клонят эти двое. Он привык к Долгову. Облик дяди Леши, знакомый с детства, примелькался и стал слишком привычным, обыденным, как вещи из каждодневного окружения, которые перестаешь замечать.

— Долгов одно время был любовником вашей матери, — безжалостно вымолвила Глория, понимая, что нарыв надо вскрывать быстро. — Она выбрала его в отцы своему ребенку, потому как он здорово смахивал на ее мужа, Андрея Крапивина. Он пошел на это, чтобы досадить «другу». В его отношениях с Бертой Евгеньевной появилась скрытая подоплека. Официально они дружили, но их короткая любовная связь накладывала на эту «дружбу» особый отпечаток. Вашей матери было нелегко. Она находилась между двух огней и никогда не чувствовала себя спокойной. Это спровоцировало ее невроз.

Лицо Николая вытянулось и побледнело. Что же выходит? Он убил своего… отца?

— Дядя Леша… знал?

— Что вы его сын? Нет, конечно, — без колебаний ответила Глория. — Берта Евгеньевна никому не могла довериться полностью. Никто, кроме нее, не имел понятия, что ваш родной отец — Долгов. Даже он сам. Долгов был уверен, что вы — сын его заклятого друга. Он вас обоих ненавидел.

— А вы… вы с самого начала знали, что дядя Леша… мой отец?

— Пока я его не увидела, нет. Я была уверена только в том, что ваш отец похож на Андрея Никитича. Я вам говорила.

— Я как-то не замечал этого, — выдавил Крапивин. — Хотя… посторонние люди иногда принимали их за братьев. Точно. Отца… то есть Андрея Никитича… бывало, спрашивали, не братья ли они с дядей Лешей. Че-е-ерт! Я тупица! Я же перебирал всех, кто мог походить на него! Но о дяде Леше я не подумал.

— Так бывает, — посочувствовал ему Роман.

— Наш разговор тогда, у него дома, показался мне искренним. И вообще, я подозревал кого угодно, кроме него. Не в отцовстве, разумеется, а в слежке за мной… во всей той чертовщине, что творилась вокруг. Я даже Лорика заподозрил, — признался он. — Увидел ее в аэропорту и решил, что она оказалась там неспроста. Я имею в виду Лору, мою любовницу.

Крапивин, как и после смерти Андрея Никитича, прислушивался к себе, ища в сердце раскаяние и горечь… но не находил. Напротив, он испытал некое облегчение. Как будто узел, связывающий его, был разрублен. Его совесть молчала, и он не жалел, что дядя Леша погиб от его руки. Наверное, так должно было случиться.

— Он псих, — пробормотал Николай, вспоминая перекошенное от злобы лицо Долгова и пистолет, из которого тот без сожаления перестрелял бы всех, кроме, пожалуй, Жанны. А может, и ее тоже. Потом забросал бы тела мусором и оставил тлеть в старом винном подвале. Повод для убийства у него был столь же обычный, сколь и тривиальный: жажда превосходства над другими и ненависть к тем, кто обошел его на извилистой дороге жизни. — Наверное, именно я должен был остановить его. Главное, чтобы мама не узнала…

— Зачем вы взяли с собой нож? — спросила Глория.

— На всякий случай. Мой отец… не тот, который лежит в подвале… а тот, который меня вырастил, любил повторять: «Никому не верь, никого не подпускай слишком близко, ни на кого не рассчитывай и никому ничего не прощай!» Вот я и не простил. Ненавижу, когда в меня целятся из пистолета, тем более когда стреляют. — Крапивин вздохнул и поднял на нее укоризненный взгляд. — Вы меня пожалели, верно?