виомах: правый погас, сигнализируя, что зонд прекратил существование, а левый, на котором только что был виден купол сверхоборотня, взорвался фейерверком красок.

Верчение ярких радуг скоро замедлилось, буйство цветных вспышек прекратилось, и людям предстала удивительная картина!

Кошмарные существа над жутким ландшафтом – вот что увидел Грехов, жадно разглядывая пейзаж. На переднем плане созданной сверхоборотнем панорамы возносились в небо пушистые полупрозрачные стрелы, поддерживаемые гнутыми серебристыми перепонками. Тонкие золотые «канаты» во всех направлениях пересекали пространство между перепонками, пронизывали «стрелы», вплетались в узлы, веера и у самой «земли» создавали впечатление непроходимой чащи. За «стрелами» шел пологий склон холма, на котором вспыхивали разноцветными языками пламени облачка какой-то меняющей густоту субстанции. На самом холме громоздились угрюмые черные кубы, пирамиды, конусы, и оттуда время от времени проглядывали жуткие, выразительные морды с блюдцеобразными светящимися глазами. А над всем этим неземным кошмаром торчали на длинных суставчатых лапах брюхастые паучьи тела! Многометровые черные мешки на длиннейших ногах, похожие на пауков, – других земных аналогий Грехов не нашел. Лишь спустя несколько минут он начал различать детали: странного вида кусты синего цвета, плавающие шапки белого как кипень пуха, мертвый лес или ржавые поваленные фермы. Главным во всей картине были, безусловно, «пауки» и высверкивающие из геометрического мрака блюдцеобразные глаза. Серебристые «стрелы» и «канаты» явно относились к растительному миру. И все, на что ни обращал взгляд Грехов, четко укладывалось в рамки какой-то неслыханной гармонии, опирающейся на логику и мироощущения, чуждые тому, с чем приходилось сталкиваться людям прежде.

Снова Грехов и Диего почувствовали знакомый тяжелый взгляд, возбуждающий ощущение чьего-то незримого, но грозного присутствия. Картина чужого мира была вызывающе яркой и зловещей, все в ней было чуждо человеческому восприятию: формы, пропорции, движение; все, казалось, имело скрытый ужасный смысл. И когда люди пресытились феерическим зрелищем – сверхоборотень крутанул свой обычный калейдоскоп. Пронеслись один за другим в немыслимом темпе пейзажи иных миров, звездных систем, галактик, непонятные сооружения, невиданные существа, и снова черный эллипсоид одиноко высился в центре полигона. Угрюмый и неподвижный, словно не он только что претерпел удивительную множественную трансформацию, последовательно превращаясь в то, чему был свидетелем миллионы лет назад.

– Полнейший уход от всего человеческого! – пробормотал Диего, покосившись на Грехова. – Смело могу сказать, что такой картины мы еще не наблюдали. Что-то невероятное… Интересно, как оценят ее ученые мужи?

– Уж не обиталище ли Конструктора показал нам сверхоборотень? А «пауки» – не его ли предки?

– Ты думаешь, оборотень показал палеопейзаж своей родины? Любопытно. Поделись своей догадкой с Сергиенко. Кстати, ты заметил? Изменился цвет оболочки оборотня. Теперь он темно-серый, а не черный, и оброс снизу каким-то белым пухом.

– Ну и что? Это еще раз доказывает, что внутри оборотня идет скрытая от нас перестройка организма. Спора Конструктора пробуждается от спячки. Интересно, когда она созреет?

– По расчетам, с теперешними темпами изменений Конструктор вылупится лет через двадцать. А по моим… – Диего кинул последний взгляд на виом и направился к выходу из зала, – по моим расчетам, гораздо раньше. И будем ли мы готовы к этому – не знаю.

НАД СПЯЩИМ ВУЛКАНОМ

Тихое ночное небо Марса казалось бездонной пропастью, в которой навеки умер солнечный свет, раздробившись на мириады осколков-звезд. Грехов стоял на вершине крутого вулканического конуса, запрокинув голову, и мог бы простоять так еще долго, впитывая всем телом непреходящую красоту звездного города, если бы не раздавшийся в наушниках голос Диего:

– Ау, Габриэль, где ты?

– Здесь, – с опозданием ответил Грехов, с трудом отрываясь от влекущей бездны. «Становлюсь сентиментальным, – с досадой подумал он. – Не хватало, чтобы Диего поймал меня за столь бессмысленным, с его точки зрения, занятием».

– Я над кратером, – добавил он. – Надень инфраоптику и увидишь.

Надвинув очки, Грехов окунулся в призрачный мир алых, багровых, вишневых красок, сотен оттенков коричневого цвета. Теперь было заметно, что дно неглубокого кратера разогрето больше, чем остальной конус вулкана, об этом говорило пурпурное озерцо света в его центре.

Через несколько минут рядом возникла багрово светящаяся фигура пограничника.

– Еле нашел… Мне сказали, что ты совершаешь вечерний моцион, и я удивился. Раньше за тобой любви к одиноким прогулкам не замечалось.

– Все течет, все изменяется, – меланхолически сказал Грехов.

– Да, конечно, мысль интересная, свежая. Кстати, ты так и не удосужился сообщить, в качестве кого явился на полигон. Как рядовой спец или…

– Как рядовой, – спокойно ответил Грехов. – Руководить отделом я уже не гожусь, укатали сивку крутые горки. Ты же знаешь, какие у нас требования…

– Безопасники… конечно! – с невольной обидой заметил Диего.

– Безопасники, – тихо сказал Грехов. – Есть такое обширное понятие – безопасность цивилизации. Не государства, заметь, даже не союза республик и народов – всей цивилизации! Жестокая работа, работа, требующая полной самоотдачи, самообладания, призвания и всего остального, без чего человек не был бы человеком. Уж ты поверь. Многие не выдерживают… не выдержал и я…

– Ты – иное дело, не каждому перепадает на долю столько испытаний.

– И все же… Решив пойти к Тартару, я думал, что компенсирую свою прогрессирующую нерешительность… Не удалось. Понимаешь, я вдруг понял, насколько далеко право рисковать собой от права рисковать другими. И у меня родился страх, страх рисковать чужими жизнями, а это в нашей работе зачастую необходимо. И этот страх убил во мне руководителя.

Диего некоторое время молчал. Плыло мимо не нарушаемое ни одним звуком безмолвие марсианской ночи, плыли в вышине вереницы созвездий, мчался, качаясь, по двухлетней орбите вокруг Солнца каменный шар Марса.

– Я подал рапорт о переводе в отдел безопасности. Или специалистов моего класса у вас хватает?

Грехов шевельнулся, зашуршали, скатываясь в кратер, камни.

– Ты тоже работаешь на переднем крае, иначе наши дороги не пересекались бы. Что касается перехода…