Надеяться на появление в ближайшее время социально и политически активных ячеек гражданского общества вряд ли приходится. Власть такие потенциальные ячейки будет только давить по испытанным рецептам, превращая все хоть чем-то напоминающее «камень» в «сухой песок». Она и дальше будет культивировать в качестве основной единицы российского социума «приватного человека», «замурованного в частной жизни». А народное большинство будет и дальше идти по линии наименьшего сопротивления.

Уместно снова вспомнить Токвиля, на сей раз пассаж из его «Демократии в Америке», написанный как будто специально про наше сегодня: «Общество сохраняет спокойствие, но не потому, что оно осознает свою силу и свое благополучие, а, напротив, потому, что оно считает себя слабым и немощным; оно боится, что любое усилие может стоить ему жизни: всякий человек ощущает неблагополучие общественного состояния, но никто не обладает необходимым мужеством и энергией, чтобы добиваться его улучшения. Желания, сожаления, огорчения и радости людей не создают ничего ощутимого и прочного, подобно тому как страсти стариков приводят их лишь к бессилию».

Формирование основ русского гражданского общества сможет начаться не раньше, чем падет режим «суверенной бюрократии». Но без наличия первого устранить второй практически невозможно. Замкнутый круг!

* * *

Как ни странно, но вся эта лежащая на поверхности социология не привлекала ни малейшего внимания со стороны лидеров русского национализма. Они были окрылены Кондопогой, Манежкой, Болотной, многолюдностью Русских маршей, результатами опросов общественного мнения, по которым получалось, что лозунг «Россия для русских» поддерживают более 50 процентов опрошенных, а за потенциальную партию русских националистов готовы уже сейчас проголосовать порядка пятнадцати. При этом не замечалось, что Манежка-2, о которой столь много говорилось, так и не состоялась, ибо фанатское сообщество не стало включаться в активную политическую деятельность; что массовка Русских маршей, состоящая в основном из «правого движа», вдруг куда-то испаряется, когда дело доходит до действительно политических акций, – даже такие резонансные мероприятия, как митинг «Хватит кормить Кавказ!», отдельный митинг националистов на Болотной или митинг «За визовый режим!», собирали лишь несколько сотен легко друг другом узнаваемых лиц; что участие националистов в протестах 2011–2012 гг., повысив их популярность в СМИ, вовсе не повлияло на расширение их общественной поддержки, о чем свидетельствовали, в частности, выборы в Координационный совет оппозиции, куда националистические лидеры сумели попасть только благодаря квотам, и т. д.

Говоря афористически, в сознании националистических вождей воля к власти полностью затмила волю к истине. Они не хотели думать о социально-политических механизмах реализации своих программ, о том, на какую социальную базу будут опираться (туманно предполагалось, что это «средний класс»), надеясь, что волна народного возмущения поднимет их на свой гребень и внесет если не в Кремль, то уж, по крайней мере, в Думу. В реальности же националистические организации продолжали оставаться немногочисленными клубами единомышленников без серьезных социальных связей.

Будучи человеком «скептического складу», я пытался инициировать серьезное обсуждение указанной проблемы, но живого интереса это не вызывало. В частных беседах мне говорили, например, о том, что гражданское общество у нас уже есть, и это интернет-сообщество (а товарищи «слева» поведали даже о новом чудо-классе «информалиате»), которое вполне способно к политической мобилизации. В июле 2011 г. я выступил практически с теми же тезисами, что содержатся в данной статье, на круглом столе журнала «Вопросы национализма» «Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт» (его материалы опубликованы в № 7). И что же? Никто не захотел их обсуждать, хотя там присутствовал почти весь цвет национал-интеллектуалов. Доктор исторических наук В.Д. Соловей в ответ на мои эксурсы в прошлое сказал, что очень не любит «историческую казуистику», и предложил присутствующим думать о будущем, ибо «русское общество готово к радикальным методам борьбы за изменение своего положения», а политолог Павел Святенков, сформулировав дилемму: «Россия либо обречена на национальную революцию и построение современного государства, либо на деградацию по сценарию стран третьего мира», – тут же выразил надежду, что «первый вариант более вероятен, ибо во всем мире идет процесс демократизации».

События зимы 2011/12 г. вроде бы подтвердили правоту оптимистов и поколебали даже скептицизм автора этих строк, спровоцировав его на написание нескольких эйфорических по настроению заметок на ныне почившем сайте «Русская платформа», которые ему сейчас стыдно перечитывать. Однако ж сегодня мы видим, что все вернулось на круги своя, более того, в некоторых отношениях мы отброшены к уровню до 2005 г.: Русский марш, по сути, приказал долго жить, русский национализм находится в состоянии жесткого раскола, а главное, не осталось никаких иллюзий насчет политической активности «ширнармасс».

Украинский кризис со «стеклянной ясностью» продемонстрировал слабость русского национализма – последний оказался не в состоянии предложить какую-то собственную стратегию, а был вынужден прислониться к одной из двух противоборствующих сил: либо к украинскому национализму и его отечественным либеральным симпатизантам, либо к кремлевскому официозу (и там, и там в качестве «пятого колеса»). Символической иллюстрацией этой катастрофы стало размежевание Русского марша в Казани: одна его часть продефилировала под жовто-блакитными прапорами, другая провозгласила здравицу великому Путину.

Об «украинобесии» людей, называющих себя русскими националистами, много говорить не стоит – очевидно, что они просто не понимают элементарной азбуки националистической идеологии, ее первооснов. Но и история с поддержкой националистами проекта «Новороссия» также свидетельствует о неблагополучии внутри движения. Ибо в конечном итоге весь дискурс и практика сторонников «Русской весны» основывались на одной только надежде, что в пламени русско-украинской войны путинская неофеодальная «многонационалия» превратится в русское национальное государство. Поразительно, насколько оказалась живучей старая патриотическая мантра о неизбежном перерождении антинационального режима в национальный под воздействием внешних угроз. А родом она еще из XIX столетия.

* * *

В истории императорской России было много войн, ставших значимыми составляющими национальной памяти, но ни одна из них не стала повивальной бабкой Русского национального государства. В то же время на некоторые из них русские националисты возлагали соответствующие надежды. По сути, бессильные что-либо изменить внутри страны в силу своей политической несопоставимости с всемогущим самодержавием, они пытались реализовать свои идеи и амбиции во внешней политике. Война предоставляла для них шанс, которого они были практически лишены в мирное время, – инвестировать во внутреннюю политику России национальный подъем, национальную консолидацию, создаваемые военным временем, и на этой волне попытаться претворить в жизнь свою программу модернизации сословно-династической империи в национальное государство. Но каждый раз их надежды оказывались обмануты.