фуражке и плаще, потому что ненавижу эти всякие такие юбочки, платьица и проч.

Ах, черт... писать-то некогда, а хочется побольше написать, ну да ладно, после напишу, посмотрю, как Вы ответите. А уж и напишу же: про все мои экскурсии по СССР и всякие проделки. Пока.

Жму Вашу лапу.

«Лелька-Бандит».

«Бандит» — мне дали прозвище за то, что часто я схватываюсь с ребятами, иному, бывает, так заедешь, что искры из глаз посыпятся.

Пишите.

Поговорим письменно о Маяковском, с которым я сообщалась письмами (когда была в Харькове).

Вам же пишу из одного фабричного местечка, Сред. Вол. Края.

Пишите все, не стесняйтесь, потому что я давно уже не считаю себя существом женского рода, а считаю — мужского.

Пишите, пишите, пишите.

Вашему ближайшему другу — привет, скажите, мол, какая-то Лелька завелась, привет, мол, велела передать. Вот.

Здесь очень красивая местность, думаю пожить здесь побольше.

Пишите скорее.

Если у Вас есть фотокарточка, то, пожалуйста, пришлите, я хоть посмотрю на Вашу физиономию.

А потом и я Вам пришлю, если хотите, только Вы-то уж пожалуйста-распожалуйста пришлите. Жду.

Тьфу! Я и забыла, что я с Вами уже простилась. Ну пишите, а потом уж я Вам, эх и напишу. Простите, что я Вас не называю по имени и отчеству, но я к этому что-то не привыкла, впрочем, если желаете, то я Вам напишу: дорогой Михаил Михайлович... и т. д. Желаете?

Напишите, сколько Вам лет, и обязательно пришлите фотокарточку.

Ну довольно. Еще раз жму лапу.

Лелька.

Простите, что пишу на таком обгрызышке бумаги.

Акростих

Михаилу Михайловичу Зощенко

Много юмора в маленьких книжках,

И люблю я их очень читать,

Хотя в пошленьких этих людишках,

Ах, как грустно себя узнавать.

И из книжек живые лица,

Лицемерно смеясь, глядят.

Занесена на эти страницы

Обывательская среда.

Щетка буден усталую спину

Ежедневно без устали трет...

Не хочу захлебнуться в тине,

К новой жизни, покончив с рутиной,

Обывательщина идет.

Милый Михаил Михайлович!

Я знаю, что стихотворение плохое, не выдержан размер, вообще слабо, но, знаете, акростих[117] очень трудно сочинять, тем более что Ваша фамилия совсем не приспособлена для этой цели.

Мне очень хочется послать Вам одно или два моих стихотворения, но я боюсь, что Вы мне не ответите, и поэтому решила сначала немножко задобрить Вас акростихом, а если Вы окажетесь таким милым, каким я Вас представляю себе, и ответите, тогда послать Вам мои «труды».

Боюсь, что я совсем не умею работать над своими стихами. Как-то я прочла статью Маяковского о том, как он работал над своим стихотворением на смерть Есенина[118]. Прочтя ее, я заплакала, потому что никогда не сумею так работать. Михаил Михайлович! Если Вам скучно писать — не отвечайте. Я очень глупа, что надоедаю Вам, но я счастлива была бы получить от Вас ответ. Ведь Вам не так уж трудно черкнуть пару строк.

Поставьте себя на мое место — и Вы ответите.

С горячим приветом...

Незнакомка

Октябрь 1930

Уважаемый тов. Зощенко.

Пишет Вам незнакомка, не старайтесь припоминать, так как Вы меня абсолютно не знаете и никогда не видели. Очень увлекаюсь В/произведениями, у меня их целых два тома, кроме последнего, и на досуге после работы я люблю взбираться на кровать и смеяться от всей души от Ваших праведных трудов. Сегодня как-то стихийно пришла мне мысль написать Вам, не думайте, что отсюда я преследую какую-либо цель, авторскими способностями я не обладаю, а пишу «по простоте душевной». Видите ли, как фразы Ваши прививаются, я сейчас вспомнила эту фразу от «Негрооперетты»[119]. Я смело надеюсь, что не откажете в столь скромной просьбе, тем более чистокровной пролетарке. Я Вас прошу прислать мне Ваших несколько последних произведений, так как при всем желании не смогла попасть на вечер литераторов, который не так давно состоялся в театре. Теперь Вас, конечно, интересует (а, может быть, и нет), что я из себя представляю. Самая обыкновенная работница с фабрики «Красное Знамя». Боюсь, этот материал послужит для Вас оживлением для Вашей пищи.

С тов. приветом...

Все-таки ожидаю положительного ответа.

Вас, наверное, интересует, откуда я знаю В/адрес, — это очень просто — в телефонной книжке.

Человек на улице

В ноябре тридцатого года я получил удивительное письмо от незнакомой молодой женщины.

Как выяснилось, эта женщина три года назад приехала из провинции в Ленинград. Ей не повезло. Вместо ожидаемой прекрасной жизни она столкнулась с большой нуждой. Она не сумела найти ничего хорошего. Она не нашла себе даже пристанища.

Три года она проходила по улицам, ночуя то у знакомых, то в каком-нибудь учреждении, то просто у случайных встречных.

Повсюду, куда она приходила в поисках работы или ночлега, у нее требовали союзную книжку, паспорт, удостоверение, путевку, карточку с биржи труда и т. д.

Впоследствии, когда я встретился с этой женщиной, выяснилось, что, кроме метрики, у нее ничего не было. У нее не было даже хлебной карточки.

Женщина сконфуженно говорила об этом, утверждая, что ей просто непонятно, откуда это все берется.

Оказывается, не всем дано канцелярское умение управлять своей жизнью. И не все эти люди умеют набивать свои карманы удостоверениями. Такие люди прежестоко бывают наказаны. Но вот это письмо:

Михаилу Зощенко.

Вас никогда не приводила в холодное бешенство лампа на чужом столе...

Вам не приходилось ночами бродить по черным скользким камням и заглядывать в теплые пятна чужих окон, куда страшно хочется швырнуть камнем... У меня — девятнадцать лет и желтый чемоданчик. На плечах — что-то невесомое на шелковой подкладке. В голове — муть и иногда страх. Я одна насквозь. Приближение каждого вечера встречаю с болезненной гримасой: куда идти ночевать. И каждый новый рассвет жмет виски холодом неизбежности наступающего дня. Вот такое состояние с небольшими передышками (время от времени я выхожу замуж или приезжаю недельки на две домой) — продолжается уже три года. Вместо того, чтобы к этому привыкнуть, — я чувствую, что начинаю медленно сходить с ума. Как на салазках с невысокой горы. Людей люблю. Очень. Но их жизни ненавижу. Их чужие уютные жизни. Даже жизнь моего дома, моих родителей — для меня чужая. Я к ней никак не могу присосаться. Я там могу только отдыхать. И то