На сей раз она услыхала его. И в изумлении уставилась на него.

— Нет! — в третий раз сказал король. — Его не сожгли… В тот январский день 1661 года на костре сгорел труп какого-то преступника, которым подменили вашего мужа по моему приказу. По моему приказу! В последнюю минуту Жоффрей де Пейрак был спасен. Я сам дал указания палачу, как проделать все это и сохранить в полной тайне. Я хотел спасти Жоффрея де Пейрака, но я не хотел спасать графа Тулузского. Все это было сопряжено со многими трудностями. В одной из лавок на Гревской площади был подвал, который был связан с Сеной подземным ходом. Утром в день казни мои замаскированные слуги притащили туда труп в белом саване. Когда на площадь прибыл кортеж с осужденным, палач завел предполагаемую жертву в лавку, якобы для последней выпивки. Здесь и была совершена подмена. И когда пламя лизало безымянный труп, граф Жоффрей де Пейрак шел по туннелю к Сене, где его уже ждала лодка.

Король нахмурил брови, глядя на бледное лицо Анжелики.

— Но я не сказал, что он жив. Увы, сударыня, нет никакой надежды. Граф мертв. Но умер он вовсе не той страшной смертью, в которой вы обвиняете меня. Он сам виноват в своей смерти. Я даровал ему жизнь, но не свободу. Мои мушкетеры отвезли его в крепость, где он и находился в заключении. Но однажды он совершил побег. Это и было его ошибкой. Он еще не настолько окреп, чтобы переплыть реку… и он утонул. Его труп через несколько дней нашли на берегу Сены и опознали. Смотрите, вот документы, подтверждающие все, что я вам рассказал. Вот рапорт лейтенанта мушкетеров о побеге узника и об опознании трупа. О боже! Не смотрите на меня так! Мог ли я поверить, что вы все еще любите его? Невозможно любить человека, которого не видишь много лет, да к тому же еще и умершего. Ах, эти женщины, как упорно они цепляются за свои мечты… Неужели вы никогда не задумывались над тем, что делает с нами время? Даже если вы и увидите его снова, вы не узнаете его, так же, как и он вас. Вы стали другой женщиной, а он другим мужчиной. Не могу даже представить, чтобы у вас достало здравого смысла…

— Любви всегда недоставало здравого смысла, сир. Могу я попросить вас об одном одолжении? Дайте мне документы, удостоверяющие его заключение и побег.

— Зачем они вам?

— Я буду читать их в ночной тишине и горевать в одиночестве.

— Вам не удастся одурачить меня. Вы наверняка что-то задумали. Слушайте меня внимательно: я запрещаю вам покидать Париж без специального на то моего разрешения.

Анжелика, склонив голову, схватила бумаги и, прижав к груди, будто сокровище, сказала:

— Дайте мне посмотреть их, сир. Я обещаю вернуть их через несколько дней.

— Хорошо, вы имеете на это право, раз я сам посвятил вас в эту тайну. Вы будете плакать, переживать и страдать, но, может быть, потом станете благоразумной.

Но Анжелика, казалось, была в невменяемом состоянии. Ее длинные ресницы бросали тени на щеки.

— Что за женщина… — бормотал король. — Мила и непосредственна, как дитя, и так же упорна в своей любви, как море. Так отправляйтесь к вашим мечтам, дорогая. Прощайте!

Анжелика поднялась, забыв сделать реверанс, не замечая, что он тоже поднялся и протянул к ней руки. И ее имя было у него на устах:

— Анжелика!

***

Уже в сумерках она пересекла парк. Она шла, прижимая к груди бумаги и разговаривая сама с собой.

Встречные придворные принимали ее за помешанную или за пьяную, но, узнав мадам дю Плесси де Бельер, новую фаворитку, низко кланялись. Она же, казалось, не замечала ни людей, ни статуй. Ее сердце учащенно билось, она задыхалась от быстрой ходьбы и волнения.

Усевшись на мраморную скамейку, Анжелика принялась читать документы, но здесь царил полумрак. Она подняла глаза к небесам. Вверху тесно переплетались кроны деревьев. Интуиция, которая дремлет в сердце каждой женщины, пробудила в ней надежду. Ведь если он не сожжен на костре, он может быть жив до сих пор. Он где-то живет сейчас в этом бескрайнем мире. Он ждет ее, и она пойдет к нему. Если понадобится, пойдет босая и нищая. Они оторвали его от нее, но не отобрали у него жизнь.

***

Придет день, когда она отыщет его и с плачем припадет к его груди. Она не могла уже вспомнить ни его лица, ни голоса, но протягивала к нему руки сквозь пропасть долгих и мрачных лет. Ее глаза устремились в глубину небес, где верхушки деревьев под легким ветром раскачивались, словно водоросли в морской пучине.

И вне себя от радости и вспыхнувшей надежды она крикнула в эту темноту:

— ОН НЕ УМЕР! ОН НЕ УМЕР!