— Посмотрите! — сказала Лили.

Она направила фонарь в его руке на основание стены. Там было небольшое углубление размером с ладонь в форме анха: оно было темным и труднозаметным на фоне черной стены, Нокс обомлел. Анх — египетский символ жизни. Он произошел от египетского иероглифа, означающего магическую защиту, хотя до сих пор не утихали яростные споры, что этот глиф первоначально обозначал. Одни утверждали, что ритуальный узел. Возможно, им завязывались сандалии. Другие — что это символ солнца, восходящего над горизонтом, или даже — комбинация мужских и женских гениталий, своего рода двуполости. Но, глядя на него сейчас, Нокс не мог отделаться от ощущения, что перед ним замочная скважина.

— Скорее! — торопила Лили. — Они уже совсем близко.

Древние египтяне изобрели механические запоры по меньшей мере за пятьсот лет до Эхнатона. Они представляли собой простые деревянные барабанно-кулачковые устройства, крепившиеся на стойках внешних дверей. Но вполне могли существовать и более сложные конструкции. Нокс опустился на колени, прижался щекой к известковому полу и посветил сбоку фонарем. Видно было плохо, но ему удалось разглядеть зубцы и внутренний барабан размером, как в крупной детской игрушке.

На память пришли долгие поездки по пустыне с теперь уже покойным другом Риком, ветераном австралийского спецназа. Чтобы скоротать время, они часто обсуждали, как лучше взломать замки и какие для этого нужны инструменты. Он достал ножницы и разломал их на две половины. Для современных замков они явно не годились в качестве инструментов, но вполне могли подойти для замка в древней двери. Одной половинкой он прижал цилиндр, а другой осторожно раскачивал зубцы, прислушиваясь, как они встают на место.

— Быстрее, — торопила Лили. — Они уже рядом!

— Пожалуйста! — попросил он. — Мне нужна тишина.

Наконец последний зубец встал на место. Нокс попытался повернуть барабан по часовой стрелке, но тот не двигался. Тогда он попробовал против часовой. Барабан нехотя поддался, протестуя, что его потревожили после стольких лет. Тридцать градусов, шестьдесят, девяносто. После этого он остановился, как бы Нокс ни старался.

— Ну же! — умоляла Лили.

Он перевернулся на спину и с размаху стукнул по двери обеими ногами. Ничего. Он стукнул еще раз, потом еще и еще. Внутри что-то щелкнуло. Возможно, освободился язычок. Пол задрожал, поднимая пыль. Металлическая стена начала медленно подниматься, как занавес в театре. Ее поверхность начала светиться желтым при свете фонаря — все ярче и ярче. Она была слишком желтой, чтобы быть серебром, и слишком серебристой, чтобы быть золотом. Значит, сплав золота и серебра, встречавшийся в природе. Столь ценимый египтянами за солнечный блеск, что им покрывали замковые камни пирамид. И за этим появился сам диск Атона, медленно всплывающий на стене. Над Амарной всходило солнце.

Нокс направил луч фонаря под все еще поднимающийся занавес из сплава золота и серебра и осветил груды артефактов на полу, покрытых толстым слоем пыли, но достаточно ярких, чтобы дать представление, из чего они сделаны. Слоновая кость, фаянс, гипс, леопардовая шкура, раковины, полудрагоценные камни. И золото. Повсюду ослепительный блеск золота.

Занавес поднялся достаточно высоко, и Лили первой протиснулась внутрь.

— Давайте же! — сказала она, протягивая руку за фонарем. Нокс подхватил Гейл за подмышки и втянул за собой: между высокими грудами предметов искусства находился узкий проход. Он поднял Гейл: от увиденного кружилась голова, но он все равно старался запечатлеть в памяти эту невероятную картину. Бронзовые подсвечники, посохи из черного дерева, модель парусника, змея из меди, деревянный подголовник, анх из зеленого нефрита. Два часовых в натуральную величину из эбенового дерева с золотом стояли на вечном посту, а их лазуритовые глаза сверлили пришельцев воинственным взглядом. Лили поспешила вперед, захватив фонарь, который стал светить заметно слабее. Артефакты становились все более царственными. Покрытая чеканкой золотая колесница покоилась рядом с двухместным троном. Золотая статуя в нише. Богато украшенное ложе с одним деревянным веслом, лежащим поперек. Чаши, наполненные рубинами и изумрудами. Он наткнулся на Лили — она отступила в сторону и показала, что заставило ее остановиться. Несколько ступенек, покрытых сплавом из золота и серебра, вели к возвышению, где стояли два саркофага. Эхнатон и Нефертити. Адам и Ева.

Но времени задержаться и оценить всю важность открытия у них не было. Сзади показался луч фонаря и послышался треск автоматной очереди. Нокс метнулся в сторону и попытался перетащить Гейл по другую сторону золотого ложа, но поскользнулся и выпустил ее из рук. В этот самый момент появился Халед, державший фонарь под мышкой и стрелявший с бедра. Ноксу пришлось скрыться в темноте и оставить Гейл на милость полицейского.

Халед шел медленно, а повсюду — стоило ему повернуть фонарь — вспыхивали и исчезали, погружаясь в темноту, сокровища пещеры Аладдина. Нокс лихорадочно искал среди украшений, драгоценностей и предметов быта хоть что-нибудь, чем можно было воспользоваться. Халед повернулся в сторону, и стало опять темно. Нокс знал, что во времена Восемнадцатой династии предметы, которые клались в погребальную камеру, имели ритуальный характер и должны были служить фараону при загробной жизни. Говард Картер и лорд Карнарвон нашли в усыпальнице Тутанхамона составной лук и кинжал из закаленного золота. Как много он бы сейчас за них дал!

Он шарил руками вокруг себя, стараясь не шуметь, и нащупал какую-то статуэтку. Он взял ее, но она была сделана из дерева, источенного жуками, и слишком легкая, чтобы служить оружием. Он положил ее на место и продолжил поиски. Вскоре его пальцы наткнулись на что-то холодное и тяжелое. Сообразив, что это такое, он воспрянул духом — булава, которой фараоны поражали своих врагов. Его губы растянулись в улыбке — он нашел, что искал!

Начав говорить, Нассер уже не мог остановиться, он хотел рассказать Нагибу все и убедить, что во всем виноват Халед.

— Тропа? — закричал Нагиб. — Где эта чертова тропа?

Нассер показал. Нагиб схватил фонарь и помчался туда — при взгляде на крутой обрыв у него замирало сердце, но он, собрав в кулак всю свою волю, продвигался по скользкому грунту достаточно быстро. Достигнув входа, он побежал по проходу и вскоре оказался возле шахты. Снизу слышались автоматные очереди, и, судя по эху, стрельба велась далеко отсюда.

К металлическому колышку была привязана веревка. Нагиб схватился за нее и спустился вниз. Тишину снова прорезал характерный треск стрельбы. По крайней мере еще не все кончено, и он мог успеть. Он увидел отверстие в стене, но быстро добраться до него мешала стоявшая на дне шахты вода. С пистолетом в вытянутой руке он пролез в пролом, каждую секунду ожидая, что по нему откроют огонь. Нагиб испытывал страх при мысли, что его жизнь может окончиться здесь, что Ясмин может остаться вдовой, а Хусния — сиротой, но этот страх никак не сказался на скорости его продвижения. Он дал Ноксу слово и нарушить его не мог — пусть лучше близкие будут его оплакивать, чем ему придется стыдиться самого себя.