Роды начались утром в один из дней ноября, погода которого соответствовала погожему июньскому дню в далекой Англии. Последние недели почти каждый день шел дождь, но сегодня солнце взошло на ясном небе, в саду распустились розы, а яркие весенние цветы, которые так любила Гвинейра, предстали во всей своей красе.

— Как все это красиво! — промолвила Франсин, накрывая небольшой столик, стоявший перед окном эркера. Они с Гвинейрой как раз собирались завтракать. — Нужно обязательно убедить маму посадить хоть немного цветов, а то на нашей грядке растут одни овощи. Ну и рата, конечно.

Гвинейра хотела сказать, что она с первых дней в Новой Зеландии влюбилась в этот куст, усыпанный яркими красными цветками, как вдруг почувствовала резкую боль и поняла, что у нее отходят воды.

Роды Гвинейры были нелегкими. Будучи здоровой и хорошо развитой девушкой, она все же имела свои трудности. Вопреки опасениям леди Силкхэм, постоянная езда Гвинейры на лошади не привела к выкидышу, но слишком укрепила мускулатуру ее таза, затруднив проход ребенка по родовым путям. Конечно же, Франсин неустанно уверяла Гвинейру, что все в порядке и ребенок лежит как надо, но это не могло удержать роженицу от криков и даже проклятий. Благо, что Лукас их не слышал. К счастью, рядом с Гвин хотя бы никто не рыдал — девушка не знала, как бы она выдержала причитания Дороти, если бы та присутствовала при родах. Кири, которая помогала Франсин, оставалась совершенно спокойной.

— Ребенок здоровый. Так сказать Матахоруа. Она никогда не ошибаться.

А вот за дверью спальни Гвинейры разыгрался настоящий ад. Сначала Джеральд просто ждал, затем начал беспокоиться, а вечером готов был наброситься на каждого, кто попадался ему под руку. В конце концов он напился до полубессознательного состояния и последние часы родов проспал в своем кресле в гостиной. Лукас волновался тихо, пил умеренно, как и подобает джентльмену. Тем не менее Уорден-младший тоже устал от длительного ожидания и задремал. Но его сон был неглубоким. Как только из комнат Гвинейры доносился какой-нибудь шум, Лукас поднимал голову и даже во второй половине ночи требовал, чтобы Кири почаще спускалась и сообщала ему, что происходит наверху.

— Мистер Лукас такой заботливый! — сказала служанка Гвин.

А вот Джеймс МакКензи не мог сомкнуть глаз. Он провел весь день в состоянии крайнего беспокойства, а ночью пробрался в сад под окна Гвинейры. Таким образом, помимо девушек, Джеймс был единственным, кто слышал ее крики. Беспомощный, со стиснутыми кулаками и слезами на глазах он терпеливо ждал. Никто не сообщал ему, простому пастуху, все ли в порядке; от каждого крика Гвинейры он холодел, боясь за ее жизнь.

В какой-то момент Джеймс почувствовал, что к его ногам прижалось что-то теплое и лохматое. Еще одно существо, о котором все позабыли. Франсин безжалостно прогнала Клео из комнат Гвинейры, а Лукасу с Джеральдом не было до собаки никакого дела. Теперь она жалобно скулила, слыша крики хозяйки.

— Мне жаль, Гвин, мне так жаль... — шептал Джеймс, зарываясь лицом в мягкую шерсть Клео.

В итоге, сидя обнявшись с бордер-колли, он наконец-то услышал другой, тихий, но довольно уверенный и немного возмущенный крик. Ребенок приветствовал первые лучи восходящего солнца. Гвин последний раз вскрикнула от боли и облегченно вздохнула.

Джеймс плакал от радости, уткнувшись лицом в мохнатую собачью шею.

Лукас сразу же проснулся, когда Кири с ребенком на руках появилась на лестнице. Она остановилась посередине, словно звезда варьете, преисполненная чувства собственной важности. Лукас спросил себя, почему ребенка вынесла не Франсин, но лицо Кири лучилось радостью, так что сразу было попятно: и мать, и ребенок в хорошем состоянии.

— Все... в порядке? — все же спросил Лукас, повинуясь долгу джентльмена, и встал, чтобы подойти к служанке.

Джеральд тоже кое-как поднялся с кресла.

— Он здесь? Все здоровы?

— Да, мистер Джеральд, — радостно ответила Кири. — Чудесный дитя. Чудесный! Рыжий волосы, как у мама.

— Вот это да! — засмеялся Джеральд. — Он будет первым рыжим Уорденом!

— Я думаю, правильно называть не «он», — поправила хозяина Кири. — Правильно «она». Это девочка, мистер Джеральд. Прекрасный девочка!

Франсин предложила назвать ребенка Полеттой, но Джеральд был против. Имя Пол должно было принадлежать будущему наследнику. Лукас, как истинный джентльмен, через час после родов появился у постели Гвинейры с красной розой из своего сада и степенно заверил ее, что находит малышку очаровательной. Гвин в ответ лишь кивнула. Как еще, если не очаровательным, можно было назвать это маленькое существо, которое она гордо держала на руках? Гвинейра не могла насмотреться на крохотные пальчики, носик пуговкой и длинные рыжие ресницы, обрамлявшие большие синие глаза малышки. На голове новорожденной уже виднелись короткие волосики. Разумеется, такого же огненного оттенка, как и у Гвин. Гвинейра погладила девочку, и она сразу же ухватилась за ее палец. Причем на удивление крепко. Так, как хватаются за поводья... «Пройдет немного времени, и я начну учить ее верховой езде», — подумала Гвин.

Лукас предложил назвать девочку Розой и приказал принести в спальню Гвинейры огромный букет красных и белых роз, который сразу же наполнил комнату пьянящим ароматом.

— Я еще никогда не видел, чтобы розы цвели так прекрасно, как сегодня, любимая. Как будто даже сад празднует рождение нашей дочери.

Франсин передала малышку в руки Лукасу; он держал ребенка довольно неуклюже, не зная, что с ним делать и как себя правильно вести. И все же он спокойно произнес «наша дочь», а значит, скорее всего, не догадывался о правде.

Гвинейра вспомнила ненавистный розарий Дианы.

— Она гораздо красивее любой розы, Лукас! Она самое красивое существо на свете! — возразила она и поспешила забрать дочь обратно. Это было сумасшествием, но Гвин почему-то почувствовала укол ревности.

— Тогда тебе самой придется придумать ей имя, любовь моя, — мягко ответил Лукас. — Уверен, ты найдешь что-нибудь подходящее. А теперь я должен ненадолго оставить тебя и наведаться к отцу. Он все еще не может смириться с тем, что это не мальчик.

Джеральду удалось взять себя в руки и навестить Гвинейру только спустя несколько часов. Он сухо поздравил мать и мельком взглянул на ребенка. И лишь когда девочка по-собственнически обхватила своей крохотной ручкой его палец, Джеральд снизошел до улыбки.

— Ну, хоть что-то, — пробурчал он. — Следующим наверняка будет мальчик. Как это делается, вы уже знаете, так что...

Прежде чем Уорден закрыл за собой дверь, в комнату проскользнула Клео. Обрадовавшись тому, что ей наконец-то удалось это сделать, бордер-колли подбежала к кровати Гвинейры, стала на задние лапы и умостила свою лохматую голову на одеяло.

— Где ты пропадала? — с улыбкой спросила Гвин и погладила любимицу. — Смотри, я хочу тебя с кем-то познакомить!