Иванов уверял, что восхищается венграми и дивится, как они до сих пор существуют. Чонгор поначалу наивно воспринимал это как комплимент и лишь потом распознал завуалированную угрозу. В общении с Чонгором Иванов не упускал случая пройтись по поводу его внешности. «Ты не похож на хакера. Увидь я тебя на улице, сказал бы – капитан команды по водному поло. Потом – вышибала в ночном клубе. Потом – водитель автобуса. Когда ты отрастишь большие усы?» Потому что все венгры, какими бы разными ни выглядели они в молодости, с возрастом конвергируют к трем основным типам: сивый кругломордый мужлан; интеллектуал с высокой залысиной и зачесанной назад редкой сединой; карпатский дикарь, впереди которого идут его брови. Чонгор, типичный кругломордый мужлан, понимал, что рано или поздно отрастит усы. Однако пока он стригся «под ежик» каждый первый вторник месяца, а растительность на лице (не отталкивающем, на его взгляд, хоть и далеко не красивом) сбривал ежедневно.

Он узнал, что некоторым женщинам нравятся крупные мужчины, и не брезговал время от времени этим пользоваться. Настоящая девушка у него была только одна, год назад. Вчера Чонгор решил, что Зула – любовь его жизни.

Когда Иванов ударил его пистолетом в челюсть, он не то чтобы потерял сознание, просто оно куда-то уплыло и утратило контроль над телом. Чонгор почувствовал и в должной мере оценил касание Зулиной руки, когда та смягчила его падение, но довольно смутно представлял, что было дальше, главным образом потому, что был развернут лицом к стене, а повернуть голову не мог.

Теперь сознание полностью вернулось. Чонгор понимал, что лежит в подвале рушащегося здания. Что исключительно прочный лестничный колодец держится, сохраняя карман относительно безопасного пространства, в котором есть чем дышать. И что в этом подвале, помимо него, находятся полуобезглавленное тело Иванова и автомат Калашникова. И хотя на каком-то уровне ситуация, очевидно, была совершенно дикой, венгерская часть натуры говорила: «Ну вот, когда-нибудь этим должно было кончиться».

С детства он гадал, как погиб дед (ничего нового за все эти годы так и не выяснилось). Может, вот так же, в подвале сталинградского дома.

В моменты затишья, когда дом не осыпался с грохотом, Чонгор что есть мочи выкрикивал: «Эй! Эй!»

В подвале было почти совершенно темно. Похлопав руками по полу, он нащупал засыпанную пылью и гравием сальную кожу – сумку Иванова, которая упала на пол и теперь лежала рядом с телом. Чонгор подтянул ее к себе и открыл в надежде найти фонарик. Пальцы чувствовали, что сумка почти целиком набита китайскими деньгами. Еще там были два очень тяжелых металлических предмета – полные магазины к отсутствующему пистолету. Рядом с ними лежала черная коробочка с чем-то вроде жвал на одном конце. Чонгор взял ее в руку, и палец сам оказался на кнопке. Он нажал ее, и между жвалами вспыхнула малиновая электрическая дуга. Она искрилась и плясала, пока Чонгор не убрал палец с кнопки. Идиот! Будь здесь утечка газа, он бы взлетел на воздух.

Однако взрыва не произошло; утечки газа не было.

Чонгор понимал, что держит в руках какое-то оружие самозащиты: шокер. Наверное, Иванов прихватил его, чтобы пытать Тролля. Чонгор снова нажал на кнопку и, светя шокером как фонариком, заглянул в сумку. Как он и ожидал, она была наполнена китайскими деньгами. Однако сбоку от купюр лежали полиэтиленовые зип-пакеты с важными вещами: паспортами и телефонами.

Неподалеку послышались шаги.

– Помогите! – крикнул Чонгор.

Шаги остановились.

– Эй! – позвал Чонгор.

– Сюда, пожалуйста, – отозвался голос из темноты.

– Сейчас. – Чонгор бросил шокер в сумку, застегнул молнию и пополз на голос, волоча сумку за собой.

* * *

– В аэропорт! – заорал мистер Джонс, и тут же на его лице отразилось что-то вроде раскаяния. Зула догадалась, что он понял, насколько не владеет собой. – В аэропорт, – повторил он спокойнее и отчетливее.

Поскольку его правая рука была скована наручником с левой рукой Зулы, сесть им пришлось так, что она оказалась на правом сиденье, а он – на левом. Шофер, вывернувшись на сто восемьдесят градусов, в парализованном ужасе смотрел на мистера Джонса.

– В аэропорт, – третий раз повторил Джонс тоном еле сдерживаемой ярости и слегка тряхнул пистолетом в левой руке.

Шофер наконец повернул голову к рулю и включил передачу. Такси проехало дюйма три и затормозило, чтобы не задавить шатающегося, запорошенного белой пылью погорельца. Но по крайней мере оно двигалось; водителю было о чем подумать, кроме как о странной парочке на заднем сиденье. Через несколько секунд оно проехало еще чуть-чуть. Дальше дело пошло лучше, как будто толпа, уступив метр, не могла отказать такси в следующих десяти, а там и ста.

* * *

Соколов с профессиональным восхищением наблюдал, как такси медленно растворяется в толпе. Он, прекрасно обученный и опытный профессионал, действующий на свое усмотрение, может некоторое время выждать и выйти из здания, когда сочтет нужным, и тем не менее оценивал свои шансы выкарабкаться как практически нулевые. А этот черный моджахед, только что переживший внезапный рейд, скованный с упирающейся заложницей, на прицеле у Соколова, спасся, ухватившись за первую же возможность. Конечно, ему помогла сумятица, вызванная взрывом и обрушением дома, но все равно он молодец. По опыту Афгана и Чечни Соколов узнал в движениях чернокожего боевика то культурное или поведенческое преимущество, которым располагают в критических ситуациях эти люди: они полнейшие фаталисты и верят, что Бог на их стороне. Русский человек – фаталист несколько иного рода: он убежден или по крайней мере сильно подозревает, что ему при любом раскладе капец, и решает, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, но не видит за происходящим ни Божьего промысла, ни надежды на шахидский рай.

Так что вниз по лестнице Соколова гнала не глупая надежда на спасение, а злость от мысли, что фанатик-исламист сделал практически невозможное. Неужели он хуже?

* * *

Чонгор узнал в своем спасителе одного из китайских хакеров – Ману, как они его окрестили. Ману вывел Чонгора через заднюю дверь в улочку и оттуда к перекрестку. Здесь было уже практически безопасно, так что Ману позволил себе обернуться и с любопытством взглянуть на Чонгора.

– Спасибо, – сказал Чонгор.

– Я Марлон, – ответил Ману.

– Я Чонгор.

Они с неловкой официальностью пожали друг другу руки.

– Что произошло? – спросил Марлон.

Чонгор, не вполне уверенный, что им удастся поговорить по-английски, пожал плечами: мол, без понятия.

Неподалеку кто-то давил на клаксон. Сперва это была просто череда длинных гудков, которая перешла в серию быстрых и завершилась бодрой музыкальной фразой «тада-тада-дам, там-там». Вокруг было много отвлекающих факторов, но наконец Чонгор заметил метрах в десяти микроавтобус. Из-под открытой водительской двери выглядывали синие сапоги. Юйся высунула голову в выбитое окно, проверяя, услышал ли ее Чонгор.