на нас оказывал, всегда было незаметным… Вот так это выглядело. Чаще всего я не выдерживал. Иногда даже наперекор своим убеждениям возражал, чтобы опрокинуть постепенно установившийся ритуал. Я надеялся, что, может быть, именно так дам им понять, что дело здесь не только в моем особом мнении, а в том, чтобы принимаемые решения были действительно общими. А какой был результат? Только инспектор Бжезинский с первого слова понимал, что я имею в виду, а порой даже опережал меня. У него одного было какое-то собственное мнение, но он тоже часто молчал, чтобы не портить отношений с Горчиным, а кроме того, его часто не было, он болел. Да еще иногда крестьянин из Осин, Садовский, становился моим союзником. «Ведь секретарь лучше нас знает этот вопрос; если так нужно, то давайте все поднимем руки за его предложение». Такое преувеличенное усердие должно было для него стать предупреждающим сигналом, и он это понимал и раздражался. В результате с течением времени Горчин стал меня считать своим противником, нежелательным человеком, от которого нужно как можно скорее избавиться. Нет, я не скажу, чтобы он начал меня выживать, хочу быть объективным, хотя в этом деле он не был до конца таким уж чистым. Просто он решил тогда меня и Беняса поставить в одно положение — исполнителей своих поручений, вот именно — исполнителей, а не соратников. Я не сразу это заметил. Прихожу к нему с предложением, а он говорит: «Нет». Спрашиваю: «Почему?» — «Я сейчас вам объясню». И показывает мне пробелы, места, не продуманные до конца, трудности, риск, хотя у самого была репутация человека, любящего рисковать. И так было с каждым моим предложением. Я уже знал, что, когда идешь в его кабинет, там может ждать только холодный душ. И все это спокойно, вежливо, без хамства, но настолько ясно, чтобы мне и в голову не пришло забыть о расстоянии, которое нас разделяет.

В конце концов мои нервы не выдержали, я начал бороться.

Я поехал в воеводский комитет и обо всем рассказал секретарю по пропаганде. Тот вызвал Горчина, но немногого добился, а меня этим совсем утопил. Горчин его, конечно, внимательно выслушал, серьезно, как он все делает, а в самом конце рассмеялся. «Что, Залеский рехнулся, что ли? Что ему надо? Райком — это не школа, копаться в мелочах некогда. Пусть лучше отстанет со своими теориями или, если уж он такой умный, писал бы в «Нове дроги»[8]. У меня он должен работать, в Злочеве думать должен я. А если ему не нравится, то найдите ему какой-нибудь другой райком, где существует большая парламентская демократия. В Злочеве еще не пришло то время». Секретарь рассердился, и дело дошло до Старика. Однако Старик верил и, наверное, еще верит в Горчина. Каким-то образом он их помирил, потому что в конце концов Горчин вынужден был признать правоту секретаря по пропаганде. А мне не оставалось ничего другого, как уйти. У меня здесь, в Злочеве, семья, отец еще до войны дом построил, я здесь и остался. Правда, Горчин с готовностью мне помог найти другую работу. Ведь расстановка людей по-своему — его любимое дело. С самого начала он присматривался к директору Дома культуры, тот недотепа был страшный и пьянчужка, ну и, понятно, работы никакой. А мне в школу возвращаться не хотелось, вот я и согласился на эту должность. Хоть многие и говорят, что это явное понижение.

Спрашиваете, как сложились потом наши отношения? Не могу сказать ничего плохого. Странно, но это правда. Вдруг отношения изменились. Он часто сюда заходит. Да, да, это верно, что у него на все времени хватает. Зайдет, посидит, выпьет кофе, все посмотрит, планами поинтересуется, посоветует. Не было ни одного важного мероприятия, праздника, чтобы он меня не брал в комиссию, не давал задания. Почему? Я сам не раз пытался понять, в чем тут дело. Но это на него похоже, он часто делает то, чего никто от него не ждет. Какой он в действительности? А откуда я могу знать? Знает ли он сам? И почему мое мнение должно быть объективным? Именно мое, с моими старыми обидами. Вы говорите, что это моя обязанность, что этого желает воеводский комитет и что это важно для Злочева. Я с вами согласен и не согласен одновременно. Такой человек, как Горчин, здесь нужен. Жаль только, что он плохой партийный работник. Нет, я сам себе не противоречу. Может быть, немного преувеличиваю. Я имею в виду несоответствие между успехами района и вашей оценкой политического руководства. Результаты деятельности района у нас, наверное, самые лучшие в воеводстве. И ваша оценка прежде всего исходит из этого, я понимаю, так легче всего. А через год-два вы должны будете дать Горчину орден, да еще довольно высокий. Но если бы это зависело от меня, я давно бы его снял. Потому что Горчин — человек без грамма самокритичности, эгоист, бездушный и жестокий робот, механизм для осуществления власти. Он не держиморда, — что вы! — он интеллигентный человек, знает, что время культа личности давно прошло. Пока что нет трагедии — он почти всегда прав, и здесь уже вопрос его способностей и везения, но ведь каждый человек может ошибаться. Так вот, когда он начнет поступать неправильно, делать глупости и причинять вред, то может по инерции зайти далеко, и никто его не удержит. И может быть, тогда будет слишком поздно что-либо исправлять? Такая беспощадность в достижении цели для меня неприемлема. А я видел, что рука у него ни разу не задрожала, когда он наносил удары, иногда мне даже казалось, что это доставляет ему какое-то извращенное удовольствие. Нет, он никому не причинял зла попусту, удары, как правило, попадали в виновных. Были случаи, конечно, когда он пытался сначала помочь, предупреждал, посылал людей, вмешивался сам, но не забывал никогда проверить и всегда добивался своего. А такие вещи крепче всего сидят в человеческой памяти, они и умножили число его недоброжелателей. Но главное — это его отношение ко всей злочевской общественности. Здесь мне будет труднее приводить факты, это скорее мои ощущения, но я знаю многих, которые думают так же. Он пришел к нам в ореоле исцелителя, с репутацией человека с сильной волей, в качестве новой метлы, которая здесь наведет порядок. Такая позиция вообще не могла вызвать энтузиазма, согласитесь, но настоящую-то пропасть между собой и остальными он вырыл сам, и именно потому, что приехал сюда с такой миссией, как будто с командировкой в кармане, ни на минуту он