В Тихорецкую мы прибыли уже на поезде в два часа ночи, но вокзал был освещен и царило полное оживление. Все столы в буфете были заняты офицерами, и мы с трудом достали себе свободный. Тихорецкая была главным тыловым пунктом Добровольческой армии и до сих пор служила главной квартирой. За ужином меня поразила дешевизна. За порцию поросенка с меня взяли полтора рубля. Мы уже давно отвыкли от таких цен. Соловский сейчас же нашел знакомых на вокзале из числа отправленных им в армию и узнал от них новости о последних успехах добровольцев и адреса всех начальствующих лиц. Он же предложил мне и ночлег в помещении кондукторской бригады, но там был такой клоповник, что я вылетел оттуда турманом.

На другой день я отправился к Алексееву. Он сильно постарел, осунулся, но глаза горели прежней энергией. Принял он меня как родного, сейчас же предоставил свой вагон для помещения и пригласил завтракать и обедать во все время пребывания в Тихорецкой. Бедный старик по-прежнему работал как вол и почти без помощников, окруженный одними юнцами из Добровольческой армии, может быть, очень храбрыми и честными, но без всякого служебного опыта.

Генерал Алексеев возглавлял Добровольческую армию в идейно-политическом отношении, был главным начальником ее тыла, ведал финансами и политикой, но не вмешивался в военные операции, которые велись командующим армией генералом Деникиным, сменившим убитого Корнилова. Сейчас он был занят ликвидацией военной добычи, взятой у большевиков в последних сражениях.

Добыча была крайне разнообразная: кроме военного материала, тут были и мануфактура, и сахар, и шоколад, и уголь, и даже дамские ботинки и прочие принадлежности дамского туалета, награбленные большевиками в разных местах. Все это нужно было разобрать, рассортировать, сосчитать, награбленное вернуть владельцам и все, что не нужно армии, обратить в деньги, в которых армия чрезвычайно нуждалась. Для всех этих дел, чтобы сделать их как следует, требовался целый легион опытного персонала, а генерал Алексеев был один как перст. На добычу щелкала зубами целая толпа собравшихся спекулянтов, и бедному генералу с большим трудом и не всегда успешно удавалось отбивать атаки этой жадной группы, строящей свое счастье на общем разорении. Воровство уже начало подтачивать тыловые учреждения армии, хотя сама армия еще состояла из бескорыстных и идейных бойцов, способных на великие подвиги.

В день моего приезда генерал Деникин с оперативной частью выехал на фронт для действий против Екатеринодара, и мне так и не удалось его повидать. Из штаба я успел увидеться только с дежурным генералом Трухачевым,[299] с которым я уже был знаком по Ставке Верховного главнокомандующего.

От него я узнал, что армия очень довольна моей работой в Одессе. Только Одесса и Харьков дали значительные контингенты добровольцев для армии. Остальные города дали очень мало, что объясняется отсутствием надлежащей организации и умелых людей. Все требовали денег, и никто не умел обходиться и добывать их своими средствами, а денег и у армии почти совсем не было и жалованье часто задерживалось за неимением средств. Я получил от него список нужд Добровольческой армии для будущей работы. Главная нужда была теперь в санитарном материале, так как благодаря взятой в последних боях добыче боевых припасов на некоторое время должно было хватить. Армия в это время уже насчитывала до 15 тысяч бойцов и благодаря удачной мобилизации кубанцев росла день ото дня все больше и больше. Противник считался в 80 тысяч, но это никого не пугало, так как отношение одного к десяти в то время считалось вполне достаточным для успеха. В общем, настроение в армии было уверенное и бодрое.

С генералом Алексеевым я покончил свои дела в два дня и мог бы уже уезжать, но, видя его тяжелое положение, я стал подумывать, не остаться ли мне здесь ему помогать, чтобы облегчить его сложную работу, однако по здравом размышлении я решил этого не делать, так как сам не имел хозяйственных способностей и ничего не знал по военно-хозяйственной части. Поэтому я решил найти ему надлежащих помощников. Раздумывая о подходящих людях, я остановился на генералах Санникове[300] и Тихменеве,[301] которые оба жили в Одессе. Генерал одобрил мою мысль, и я получил полномочие пригласить их в Добровольческую армию.

Письмо адмирала Гофмана, как и следовало того ожидать, заключало в себе предложение Добровольческой армии признать Украйну и взамен обещало широкую помощь и покровительство немцев в борьбе с большевиками. Генерал Алексеев не решился сам ответить на него и послал его к Деникину, который дал отрицательный ответ, ссылаясь на их девиз Единой и неделимой России. Генерал Деникин был абсолютно прямолинейный человек и не шел ни на какие компромиссы. Конечно, это весьма почтенно, но вопрос – применимо ли при занятиях политикой. Ведь против Украйны Добровольческая армия ничего не могла предпринять в то время, а противодействие немцев очень мешало формированию армии, когда большевики были еще совсем слабы и плохо организованы. В то время 25 тысяч хорошо вооруженных и храбрых бойцов совершенно свободно могли бы дойти до Москвы. Ведь признание Украйны генералом Деникиным ни к чему не обязывало будущее русское правительство.