— Не скажу, — серьезно сказал Эдик.

— А теперь вот, в Париже. Поэтому, ключ этот я как талисман теперь храню.

— А если потеряешь?

Катька задумалась. А что, если и правда потеряет?

— Найду новый! — вывернулась она. — Дело же не в ключе!

— А что ж ты тогда… — Эдик вкрадчиво заглянул ей в глаза.

— Да… — Катька спрятала ключ в карман и спрыгнула с парапета. — Что-то задерживаюсь я в этих подпелках. Я же должна звездой стать! Круче Мадонны и даже круче самой Пуги или Агузаровой. А почему-то никак.

Она вздохнула, и некоторое время они молчали. Ночь стала совсем тихой, хотя такой большой город не успокаивается никогда. Все-таки нет-нет да и проедет машина, раздастся смех или шаги ночных прохожих. Катька опять почувствовала такую же серебристую мятность исходящую от Эда, как тогда, когда увидела она ангела.

Она медленно повернулась и оказалась совсем близко от освещенного таинственным светом фонарей лица Эдика.

— А можно я тебя спрошу? — решилась Катька. — Я тебе не нравлюсь? Или ты пед? Или у тебя СПИД? Скажи, я никому не скажу.

— Почему такой вопрос? — спросил в ответ Эдик.

— Ну… Почему вчера ты никак не хотел со мной заняться сексом? Меня это удивило. Или… А!!! — Катька внезапно догадалась. — Ты боишься, что у меня СПИД?

— Глупарь ты, Катюха! — рассмеялся Эдик.

— А почему тогда?

— А зачем? — он внимательно посмотрел Катьке в глаза и сделал шаг, отдаляясь на расстояние больше пятидесяти сантиметров. — Ты хочешь от меня детей? Или без секса тебе со мной скучно? Я недостаточно интересен в качестве собеседника, и ты непременно хочешь затащить меня в койку? Или тебе крестик на фюзеляж нужен?

— Ну… — задумалась Катька. — Вообще-то ты мне нравишься. Но про детей я пока не думала, а разве обязательно сразу дети? Есть же разные способы. И… средства. Но вообще, ты удивляешь меня! Обычно это я так говорю мужчинам, а не они мне! И про личность, и про все остальное… Но ты же не девушка!

— Я хуже чем-то? — вскинул брови басист.

— Нет! Не в этом дело! Я же сказала, ты мне нравишься!

— Уверенна? Уверенна в том, что я тебе нравлюсь? В том, что это именно так? Что именно до такой степени, чтобы…

— Да! Да! Да! — кивнула Стрельцова и сделала шаг в наступление. — До такой! Ты сводишь меня с ума! Если хочешь знать! Я даже готова… готова тебе что-нибудь постирать, если тебе это понравится.

— Зачем?! — рассмеялся Эдик. — Это что — особая какая-то ласка?

— Ну-у, — Катька смутилась. — Все мужчины стремятся к тому чтобы с ними трахались, стирали им и готовили. Разве нет?

Эдик рассмеялся и сделал еще шаг. Теперь в сторону. И ветер затанцевал на дороге. Проехала машина, шелестя резиной шин и скользя щупальцами фар по асфальту.

— В конце концов, — Катька начала злиться. — Не хочешь, я не настаиваю. Я — так. Просто подумала — почему бы двум симпатичным людям не сделать свой досуг в этом прекрасном городе еще более приятным? Но нет — так нет!

Эдик, продолжая смеяться, раскинул руки и устремился к западному носу острова Ситэ. Туда, где был виден скелет Нотр-Дама.

— Нет, — крикнул Эд. — Только не злись!

— Я?! Злиться?! — возмущенно крикнула Катька и догнала Эда. — Да плевать я хотела! Много ты о себе думаешь! Я просто так! От нечего делать. Подумаешь, цаца! Ха!

Фыркая и посмеиваясь, она побрела, скользя пальцами по камню парапета. Она шла очень быстро, так чтобы Эд остался за спиной.

Несколько минут она шла молча, а потом, вдруг не услышав шагов Эдика, испугалась и оглянулась. Нет, басист шел следом — легкой танцующей походкой. И облако теплой легкости овевало каждый его жест. И эта легкость вдруг увеличилась и вобрала в себя и Стрельцову тоже.

— Мне интересно с тобой, — сказал Эдик, догоняя Катьку. — Но я не хочу ничего такого, только потому что так принято в обществе. Это глупо — трахаться со всеми, кто хоть как-то нравится. Я хочу говорить с тобой и узнать от тебя что-то новое. Или поделиться тем, что знаю я. Но я не хочу влезать в твою жизнь настолько, чтобы от этого менялась моя. Понимаешь?

— Нет, — мотнула головой Катька. — Зачем обязательно влезать в жизнь? Я предлагаю тебе только постель, а не жизнь. Ты — как принцесса! Фу! Я уговариваю! — сморщилась Стрельцова и заныла с досадой. — Надо же, до чего я докатилась! Я его уговариваю! Черт! Смешно!

Она зло рассмеялась и расставив руки в стороны побежала вперед. Из-за облака выглянула Луна. Огромная, белая, круглая. Эдик снова взмахнул руками, и ветер рванулся вместе с ним. И Катька рассмеялась уже не так сердито — ей показалось, что она стала легче, что еще чуть-чуть, и они взлетят над городом, точно ангелы, и будут кружить невесомо и радостно. И досада прошла.

— Я поняла! — крикнула Катька. — Я поняла в чем дело! Вот! Помнишь, мы ходили к художнику? И вот тогда я подумала, что ветер ходит за тобой по пятам! Я тоже хочу так! Но я не умею, и мне кажется, что если я проведу с тобой ночь, то заражусь от тебя этим ветром!

— Заразишься и так, — пообещал Эдик, и ветер опять усилился.

— Но я же умру! Умру! — крикнула Катька, хватаясь за голову, сжимая руки в кулаки, приседая, подпригивая, наклоняясь и хмурясь, и чувствуя опять неимоверное отчаяние и желание. — Я не знаю, что со мной! Не знаю!!! Со мной такого никогда не было!!! Скажи же мне скорее, что это такое, что я чувствую? Разве не ты этому виной?

— Разве ты не хозяйка своих желаний? — немного хрипло спросил Эдик.

Катька остановилась, прислушиваясь к себе. И как только прислушалась, напасть, сводящая ее с ума, немного утихла. Но Стрельцова нахмурилась и упрямо выдвинула подбородок.

— Не знаю! — Катька нахмурилась, жмурясь от порывов все усиливающегося ветра. — Мне кажется, именно это желание приходит извне. Оно охватывает меня и воспламеняет адским огнем. И я не могу! — она рубанула воздух. — Не могу! И не хочу ничего делать с этим! Я хочу тебя!!! Слышишь?

Эдик расхохотался.

— И все-таки я лично предпочитаю совершать те поступки, которые считаю сам нужными, а не болтаться подобно соломе на ветру. — и вдруг он сменил тему. — А ты, похоже, пишешь неплохие стихи!

— Плохие! — возразила Катька. — Я выдергиваю строчки из чужих, которые мне понравятся, и составляю из них новые. Послушаю, что по радио крутят, и пишу такие же. Я же певица, а не поэт! Говно, да? Говно-попс! Знаешь, как круто в клубах отлетает?

Эдик опять рассмеялся, но на этот раз ничего не сказал. Он раскинул руки навстречу ветру, и лицо его начало сиять, будто было покрыто невидимым ультрафиолетовым лаком, сияющим в свете Луны.

— Прекрати же! — взмолилась Катька, распаленная до крайней степени. — Разве ты не видишь? Я умру, если не добьюсь, чего хочу!