Вскоре у курсантов началась летняя сессия, по окончании которой начальник факультета обещал отправить Стеклова в отпуск на две-три недели в счет немалого количества суток отпуска, скопившихся за время его службы на Севере.

Однажды утром Кречетов, встретив Сергея в коридоре, сказал:

– Сергей Витальевич, после занятий загляните на гуманитарную кафедру. Мне вчера на второй курс жаловался профессор Зуйко – это старый заслуженный преподаватель, профессор, во время войны уже юнгой служил. Сами понимаете, таких людей обходить вниманием нельзя, а у меня времени категорически нет сегодня.

– Хорошо, Степан Аркадьевич, разберусь, в чем дело.

Во второй половине дня Стеклов отправился на гуманитарную кафедру. Едва он отворил дверь в преподавательскую, как девушка, которая что-то писала за столом спиной к нему, спросила не оборачиваясь:

– Куда ты пропала?

Не услышав ответа, она обернулась, и от этого ее темно-каштановые волосы густым потоком перетекли на правое плечо. Увидев Стеклова, девушка удивленно вскинув брови, улыбнулась.

– Ой! Здравствуйте, а вам кого?

– Здравствуйте, я к Валентину Александровичу Зуйко, – сказал Сергей и, как загипнотизированный, уперся взглядом в ее глаза. Девушка смущенно поправила волосы.

– Он вышел куда-то, присаживайтесь, подождите.

Он присел на стул, а девушка продолжила писать. Очень скоро в коридоре послышался женский смех, мужской голос и звук приближающихся шагов. Открылась дверь, и в кабинет вошла улыбающаяся, слегка полная, но очень миловидная девушка, а следом за ней пожилой мужчина. Сергей встал. Девушка остановилась перед Стекловым и спросила, глядя лукаво:

– Вы ко мне?

– Нет, – ответил Стеклов, улыбнувшись.

– Уверены?.. – продолжала комедию барышня.

– Аня, отстань от человека! – прервала ее сидевшая за столом девушка. – Где тебя носит? Чай холодный уже!

– Каюсь, каюсь, – ответила ее подруга, вскинув руки. – Вот, Валентина Александровича встретила на обратном пути, и мы небольшой моцион по коридорам совершили, мило беседуя.

– Валентин Александрович, я заместитель начальника штурманского факультета по учебной работе, – представился Сергей. – Степан Аркадьевич просил меня к вам зайти, так как лично не может – важное совещание наверху. Передавал свои извинения.

– Ясно, ясно, – сказал профессор. – Да вы присаживайтесь. Как вас звать-величать, товарищ капитан-лейтенант?

– Сергей Витальевич. Так что случилось, Валентин Александрович?

– Второй курс ваш, понимаете, совсем философию за науку не считает – спят вповалку на лекциях! И это, когда я рассказываю о трудах таких корифеев, как Кант, Ницше… – трудах тех великих умов, на которых зиждется вся философия! А ведь в следующем семестре экзамен. И жалеть я никого не буду!.. – угрожающе взмахнул указательным пальцем профессор и дальше развил такую тираду, что Стеклову невольно на ум пришло сравнение Зуйко с его бывшим соседом по квартире на Севере, дядей Мишей. Поэтому Сергей практически с первых слов понял, как нужно общаться с этим уважаемым ученым мужем – молча слушать.

Правда, слушал его возмущенную речь Стеклов не очень внимательно: за его спиной слышался разговор вполголоса и сдержанный смех девушек. Сергея с неимоверной силой тянуло обернуться, чтобы еще раз встретить этот притягательный взгляд, и в предвкушении он подумал, что сделает это, когда будет прощаться, так как сейчас отвернуться от Зуйко он не мог, хотя бы из приличия. Он сосредоточенно смотрел на профессора, а мысли его витали в трех метрах от него.

Но девушки вышли до того, как он закончил беседовать с Зуйко.

Попрощавшись с профессором, Стеклов направился в роту Краснова. Приняв доклад встретившего его дежурного по роте, он приказал ему построить курсантов. На звук команды и доклада дежурного по роте из своего кабинета вышел Краснов, прикрыв за собой дверь.

– Что случилось, Сергей Витальевич? – спросил он, подходя.

– Сейчас узнаете.

Стеклов произнес короткую, но емкую воспитательную речь об уважении к возрасту, тем более к ветеранам, пригрозив, что следующего курсанта, получившего замечание на занятиях профессора Зуйко, будет воспринимать как своего личного врага.

Закончив, Сергей вместе с Красновым направился в его кабинет. Открыв дверь, он увидел сидящего там Болдырева. В кабинете было сильно накурено. В течение дня Болдырев и Стеклов не виделись, и Сергей, поздоровавшись, протянул ему руку. Болдырев, не вставая, пожал ее.

Сергей коротко указал Краснову на то, чтобы он чаще лично контролировал организацию занятий в своей роте, и, уходя, сказал:

– И прекращайте курить в помещениях роты. Наказываем курсантов, курящих в гальюнах, а у вас самих можно топор вешать.

Когда Стеклов ушел, Болдырев сказал:

– И откуда он такой правильный нарисовался? Все ему надо.

– Должность такая, – вдавливая в пепельницу окурок, произнес Краснов.

– Карась, а корчит тут начальника из себя, – презрительно бросил Болдырев.

– Уж если по-честному – это мы для него караси. И ты, несмотря на возраст, – добавил он со своей масляной улыбкой. – В отличие от нас, он корабельный.

– И что? Кланяться ему теперь?

Краснов промолчал.

Вернувшись вечером домой, Сергей увидел на столе оставленную для него Виктором записку: «На неделю улетел во Францию. Если понадобятся деньги – в тумбочке под телевизором конверт, дежурные наличные».

Сергей поужинал, вспомнил, что уже давно не созванивался с друзьями: замотался. Он позвонил Берсеневу. Телефон Юрия был недоступен, значит – на лодке, что было не удивительно: такова корабельная служба – от восхода и до упора. Сотников же почему-то не отвечал.

Уже лежа в кровати и почти засыпая под метроном настенных часов, Стеклов опять вспомнил девушку с кафедры гуманитарных наук. Но черты лица, которые рисовала память, были расплывчаты, неясны; он, скорее, ощущал ее образ – какую-то приятную, почти осязаемую теплоту и хрупкость.

Сейчас, наедине с собой, он пытался понять, что именно так привлекло его в ней. Совершенно точно она не была представителем той широкоформатной кричащей красоты, которую ежедневно так упорно насаждают людям со всех сторон: с экранов телевизоров, с обложек журналов, с рекламных плакатов… Все в ней было спокойно и естественно. «Наверное, именно это называют женственностью…» – подумал он, уже проваливаясь в сон.

Через два дня, спускаясь по лестнице учебного корпуса, Стеклов вновь встретил ее. Девушка поднималась ему навстречу, на один лестничный пролет ниже, держа в руках стопки перевязанных веревками книг. Сергей задержался, почувствовал, как сердце его забилось чаще, и вот, девушка, смотря на ступеньки, почти поравнялась с ним.

– Здравствуйте, – сказал Стеклов.

– Здравствуйте, – улыбнулась она.

– Давайте помогу. – Он взял книги из ее рук. – Социологию преподаете? – взглянул Сергей на книги.

– Нет, культурологию. А книги коллега попросила занести. Вы ее уже видели, кстати.

– Ясно. Кстати, в прошлый раз я забыл представиться – Сергей… Витальевич, – добавил он, замешкавшись на секунду.

Девушка улыбнулась.

– Катерина Андреевна. Можно – Катя, в неофициальной обстановке. Вы у нас недавно?

– В качестве офицера – да. А вообще, сам выпускник нашего училища. А вы