потом, когда она уже возбудилась, я вставил в нее свой член и оттарабанил ее как следует. С тех пор она моя любовница. Вот такая история. Я тоже закончил.

– Удивительно. Просто, восхитительно, – говорю я. – Так что вы этим хотели сказать?

– Ничего, просто хотели тебе рассказать, думали, тебе это будет интересно.

– Это, действительно, невероятно интересно, – говорю я. – Я и не подозревала, что вы оба такие крутые.

– Ерунда, обычное дело, – говорит Саша.

– Конечно, что ж здесь такого? – поддерживает его Оля.

– Все это делают.

Ошеломленная, по большому секрету, я все же передаю Гарику наш интимный разговор с детьми. После длительного и внимательного наблюдения за ними мы приходим к выводу, что они все придумали. Зачем? Это понятно только им. Оле десять лет, а Саше восемь. Ничего себе, какие разговорчики.

* * *

Маша переехала в Нью-Йорк на постоянное жительство. Ее десятилетний сын Антончик приехал с ней. Она теперь жена Пола, выглядит довольно счастливой. Пригласили нас в гости, в Нью-Джерси, Форт Ли, где теперь живут с Полом. Далеко от Бруклина, видимся редко. Такой роскоши я не только никогда не видела, но и не подозревала, что такое вообще есть. Квартира Пола расположена в многоэтажном доме, похожем на дорогой отель. Фонтан у входа. В подвале гараж для жителей дома и их гостей. Огромный бассейн. Сауна. Тренажерный зал. Лифты застекленные. Как будто в кино. Вот это Маша! Я в Америке столько живу, а не знала, что такое бывает. Маша же приехала на месяц в гости и сразу нашла Пола. Теперь с его помощью она мне Америку открывает. Откуда она его нашла? Неужели действительно полюбила? Меня-то ей незачем обманывать. Хотя, кто ее знает. Слишком уж примитивный этот Пол, хоть и такой богатый.

Я ей говорила о жизни в нищете, с тараканами… Оказывается, я была не права. Оказывается, вот как можно устроиться, перескочив ужасный первый период эмиграции.

* * *

Мастерская Гарика в Квинсе расположена у черта на рогах. Ни за какие коврижки на свете я бы не стала ездить каждый день так далеко на работу. Один-два раза, чтобы посмотреть, что там у Гарика за бизнес, и то мне жаль убитого зря времени.

Какая-то заброшенная Богом и людьми улица. Индустриальный район. У Гарика трое рабочих. Почему-то все с каким-то увечьем. У одного нет ноги, у второго выбит глаз, а третий похож на безумного. Оказалось, не просто похож, а, как я потом узнала от Гарика, действительно сидит на пособии для психически больных, а здесь подрабатывает на кеш.[91]

– Как так получилось, что у тебя работают исключительно одни инвалиды? – спрашиваю я.

– Мне сложно пока платить людям нормальную зарплату. Я еще не раскрутился, как следует. Эти ребята работают не хуже чем другие. Но при этом готовы работать за гораздо меньшие деньги, лишь бы их взяли. Людей с увечьем никто не хочет брать на работу. К тому же каждый из них имеет от государства пособие по инвалидности. Пособие и кеш вместе – вот и нормальная зарплата.

Мне рассказали, что еще совсем недавно рабочих было четверо. Был еще один молоденький парнишка, самый талантливый, по словам Гарика, художник. Он работал хорошо, никогда ни на что не жаловался. В один прекрасный день он просто не вышел на работу. Не позвонил, не извинился, ничего не объяснил. Через несколько дней узнали, что он повесился в своей квартире. Тихо и просто, никому ничего не объясняя. Парнишка был сиротой, никого у него не было, по крайней мере в Америке. Некому было его даже хоронить. Вот такая печальная история.

Что-то больно поражает меня в этой истории, помимо того что она ужасна сама по себе.

Не то что бы я чувствую вину Гарика за случившееся, нет… Но, пожалуй, Гарик был еще одной каплей, переполнившей чашу для того бедного парня. Будь работа у Гарика хоть сколько-нибудь удовлетворительной для него, этой страшной истории, наверное бы, не случилось. Гарик не заметил, не смог спасти, возможно, даже, добавил… Хотя, как знать… Трудно об этом судить. Почему-то во мне такая уверенность, что если бы я присутствовала в этой мастерской тогда, я бы его не просмотрела, я бы почувствовала… не допустила б беды. Хотя опять же, возможно, мне это только кажется. Есть люди очень закрытые, которым порой невозможно помочь.

Я смотрю на убогую обстановку в мастерской, на этих бедных людей, работающих в ужасных условиях. Я разочарована. Когда я слышала, что у Гарика свой бизнес, я представляла себе бизнес. А это – дыра какая-то. Во-первых, грязь вокруг несусветная. Все перевернуто, предметы и материалы все друг с другом перемешаны. У Гарика дома так чисто, такой порядок, а в мастерской настоящий дурдом.

Невольно замечаю пустой письменный стол: здесь, как видно, сидела его секретарша. Уволил – под дулом моего пистолета. Сам теперь на звонки отвечает. В самом деле, толку от этой секретарши не было никакого. Она только с умным видом говорила:

– Здравствуйте, «Мы – вывески». Чем могу вам помочь? Далее она не могла решить ни одного вопроса. Все равно, тут же звала Гарика. Так зачем ей было платить целую зарплату? Если, конечно, она не была тайной любовницей. Интересно еще и то, что на ответственную, настоящую работу он берет инвалидов на пособии, а бить баклуши по телефону он взял здоровую, молодую, к тому же студентку. Студентки, видишь ли, меньше берут. Дурно пахнет все это. Слава богу, уволил секретаршу.

– Малыш, я хочу тебя попросить… – говорит Гарик, – при моих рабочих зови меня Гэри. Хорошо?

– Не поняла! – хмурю брови я.

– Ну… Не Гарик, а Гэри. Гэри – звучит солидней. Рабочие должны уважать своего хозяина.

– Хорошо, – улыбаюсь я.

Мне кажется, это и смешно, и наивно такой ерундой укреплять уважение своих рабочих. Но, если Гарик так хочет… Нет ничего проще.

– Познакомься, это Милек. – Милек, оторвавшись от компьютера, приветливо улыбается и пытается встать, хватаясь за свои костыли.

– Что вы, что вы! – говорю я, удерживая его. – Не надо вставать! Сидите себе, ради бога!

– Милек отлично работает на компьютере, – продолжает рассказывать Гарик, когда мы отходим от Милека. – Отсутствие ноги на его работе никак не сказывается. Он, вообще, замечательный человек. Из моего родного Хмельницкого. – Мы проходим в другую, более просторную комнату. – Кстати, – продолжает Гарик, понизив голос, – не надо останавливать рабочих, если они встают в твоем присутствии.

– Но он же инвалид! – шепчу я. – Для него встать – это целая проблема. Потом, для чего? Чтобы поприветствовать меня?

– Ты здесь не просто