Торн обхватил своими длинными руками сразу обеих женщин — и Рику, и Фиону.

— Это то, чем ты обещала удивить меня? — спросил он жену.

— Да. И признайся, мне удалось.

Торы не успел ответить. Подбежавший Торольф со всего маху врезался в них, обнял Торна, и братья принялись радостно мять друг друга, гулко стуча ладонями по спинам.

Ты рад, что я приехал? — спросил Торольф.

— Рад?! Это не то слово! Но каким ветром тебя к нам принесло, Торольф?

— Мы приехали навсегда, — ответил Торольф. — С тех пор, как вы уплыли, на нас дважды нападал Эрик Рыжий перебил моих людей, снова сжег дом… Знаешь, я устал от постоянной борьбы. К тому же Рика неустанно напоминала мне о том, что есть же на свете тихие и ласковые земли, вроде той, где живете теперь вы с Фионой. Мало-помалу мне и самому захотелось поселиться там, где сосед с соседом живут мирно, где никто ни на кого не нападает, не убивает, не сжигает домов. В конце концов, Рика и наши близнецы для меня важнее, чем клочок земли, доставшийся мне в наследство!

— Близнецы? — удивился Торн. — У вас с Рикой близнецы? А у нас с Фионой двое сыновей.

— Наших близнецов зовут Олаф и Хельга, — вклинилась Рика между братьями. — Это такие пострелята, каких свет не видал!

— Тогда они быстро найдут общий язык с наши ми, — улыбнулся Торн. — Добро пожаловать, брат! Фиона ни на йоту не преувеличила: это действительно огромная, тихая, плодородная и богатая страна. Поселитесь где захотите. Здесь хорошо везде. Да, ты знаешь, Торольф, я принял христианство, — не без гордости добавил Торн. — И хотя ты — язычник, это не страшно. Мы, христиане, очень терпимы к иноверцам.

Весь день братья проговорили, вспоминая прошлое, рассказывая друг другу о своей жизни в последние годы. Наконец закончился этот день, радостный и суматошный, и все разошлись по своим спальням. Лежа в постели, Торн повернулся к Фионе и спросил:

— Каким заклинанием ты заманила сюда Торольфа со всем его семейством, моя колдунья?

— Единственным человеком, которого мне удалось околдовать, был ты, — улыбнулась в ответ Фиона.

Обещай, что я так и останусь единственным, кого ты околдовала.

— Ты останешься единственным для меня, викинг. Навсегда.