– Почему не вмешался сэр Георг?

– Он не знает. Он и остальные братья видели все, но не могли пошевелиться, пока не появились пастыри. Те помолились и чары развеяли. Если это были чары.

– Есть другие предположения?

– Пока нет, сэр.

– Еще неделя ареста за неоправданный риск. Доложишь сэру Раду.

– Сэр Герман...

– Вместо того чтобы просто сжечь «ведьмину косицу», – в спокойном голосе командора не было и намека на привычную язвительность, – вы, брат Артур, предпочли рискнуть собой и еще десятью братьями.

– Голодные псы не уходят без добычи, сэр Герман, вы же знаете. Не убей мы их, они начали бы пожирать магов. Всех подряд... – Артур запнулся, но продолжил решительно: – а даже если бы и не так. Я должен был узнать, кто их вызвал.

– И?

– Я знаю, кто их не вызывал. Сэр Герман, это уже много. Ну нельзя мне под арест. Два дня еще ладно, но не семь.

Старый рыцарь лишь молча поднял брови. Артур посмел возражать? Это даже для него – чересчур. Приказы не обсуждаются, тем более приказы командора.

– В Сегеде, – в ярких синих глазах сквозь мольбу проглянула холодными огоньками злость, – в Сегеде, сэр Герман. Там – сколько прикажете. Пожалуйста, сэр командор! Я же из шопронских казарм младшего не услышу.

– Это почему еще?

– Да ведь там безмагия.

– Та-ак, – сказал сэр Герман.

– Я думал, вы знаете.

– В отличие от тебя, благородный сэр Арчи, я не всеведущ.

Командор наконец-то перешел на «ты», и Артур почувствовал себя значительно свободнее.

– Там Георгиевский собор совсем рядом, – объяснил он, – и монастырь ордена Пастырей.

– И что же?

– Они утверждают, что магия – зло.

– Насколько я понимаю, они не просто утверждают. А ты, в свою очередь, предполагаешь, что пастыри – праведники. Садись. – Сэр Герман кивнул на койку. – И ты же уверял меня когда-то, что магия угодна Господу. Которое из твоих заявлений ближе к истине?

– Кто-то из нас заблуждается. – Артур опустил глаза под пристальным взглядом командора. – Видимо, я.

– Видимо?

– Я, – тихо сказал рыцарь, – просто... мириться с этим трудно. Мне время нужно, чтобы себя убедить.

– Ты сомневаешься в праведности пастырей?

– Но ведь и вы сомневались.

– Это обвинение или защита? – почему-то весело уточнил сэр Герман.

Артур глянул с недоумением – командор действительно улыбался, задумчиво и чуточку ехидно. Легкомысленно крутил в пальцах вечное перо:

– Хочешь что-то спросить?

– Нет.

– А напрасно. Тебе стоило бы поинтересоваться, чему же радуется твое непосредственное начальство, уж не тому ли, что некий самонадеянный юноша познал наконец-то сомнения? И если бы ты спросил, – сэр Герман наставительно поднял перо, – я бы ответил: нет. Меня не радует то, что безгрешный мальчик научился сомневаться. Меня радует то, что он не уверен в праведности ордена Пастырей. Потому что неуверенность этого мальчика стоит дороже утверждений митрополита. Ты говорил с Ней в Сегеде?

– Да.

– И Она, как я понимаю, не дала прямого ответа.

– Не дала.

– Вот и прекрасно, – кивнул командор, – значит, доверься сердцу и делай, что должно. Да, и насчет ареста... отбудешь, так и быть, в Сегеде.

– Благодарю вас, сэр командор. – Артур поднялся.

– Правильно делаешь. – Сэр Герман тоже встал, прошелся по палатке. – А прежде закончи, будь любезен все, что я тебе поручал: Лынь и эти твои эльфы. С Тори по возможности тоже. Вопросы?

– Нет. Благословите, святой отец! – Артур склонил голову.

– Благословляю, сын мой, – посерьезнел сэр Герман.

И, как обычно, он не смог разобраться: через него ли снизошла благодать на синеглазого еретика, или, наоборот, Артур, сам того не ведая, отдал командору частичку своей светлой силы.

Бог весть.

Напоследок сэр Герман отвесил рыцарю легкий подзатыльник:

– А это тебе, дитя мое, напутствие.

– Глубоко признателен, – буркнул Артур, – разрешите идти?

– Ступай. И завтра чтоб был при полном параде. Будешь при Старом. Варг парень умный, но в церемониях наших не смыслит, так что я полагаюсь на тебя. Ясно?

– Во имя Божье, сэр!

* * *

В Огньские ворота, украшенные по такому случаю флагами княжеств и значками всех медье, въезжал торжественный кортеж. Сэр Герман не зря посмеивался, представляя себе чувства столичных жителей, когда увидят они западных дикарей на улицах своего города.

Старый и отборная тысяча его оборотней поражали воображение.

Бойцы все как один в доспехах из красноволков, в кожаных шлемах, украшенных волчьими хвостами, надменно озирали горожан с высоты своих коней. А при взгляде на конскую сбрую, наверное, не одна купеческая женушка вздохнула завистливо, мечтая и сама обзавестись чем-нибудь подобным. И вовсе не для того, чтобы украсить свою лошадку, а для себя самой.

Драгоценные накладки из яшмы, хрусталя и агата, резная кость, шарики светящегося лайтгагачьего пуха, крохотные, тонко звенящие бубенчики, пестрые перья...

Артур знал, из кого добывают такое перо, и мужество оборотней, готовых ради красоты идти на серьезный риск, оценил по достоинству. То есть счел несусветной глупостью.

Переливающиеся мельчайшими чешуйками шкуры огнедлаков покрывали лошадей от холки до стройных бабок. Незаменимыми в колдовстве клыками скальных мурен щетинились щиты. Из великолепного зеленого дерева вырезаны были сундуки, в которых вез Старый подарки своему будущему сюзерену.

Сундуки эти сами по себе стоили небольшого состояния. Зеленое дерево добывалось на самом севере Лихогорья. Когда-то добывалось. Артур слышал, что люди туда уже десять лет как не суются. А оборотням, вишь ты, неймется.

В серебряном тяжелом шлеме было страшно неудобно. Дурацкое забрало сужало обзор – куда там лошадиным шорам. Латы нагревались на солнце, и не спасал от злых лучей сияюще-белый шелковый плащ. Спасибо еще, системы охлаждения работают. А каково Недремлющим, честно мучающимся в своих доспехах, правда, не серебряных – стальных?

Руку оттягивал блистающий щит.

Серко тоже было неуютно. В шитой серебром попоне, в серебряных с алой эмалью доспехах, в кретинском единорогом оголовье бедный жеребец, наверное, чувствовал себя гусем в печи. Хорошо еще, за несколько недель знакомства понял он, как тяжела хозяйская рука. Усвоил раз и навсегда, что слушаться дешевле выходит. Так что сейчас, сверкающий белой шерстью, встряхивающий белой гривой, закованный в белое серебро, Серко ступал внушительно и важно бок о бок с вороным скакуном Старого.