Великому достижению Ньютона посвятил свой панегирик его современник и соотечественник Александр Поп:

Правда, уже в XX веке, после появления специальной теории относительности, стихи получили продолжение:

Однако в действительности теория Ньютона вовсе не была опровергнута. Его идея абсолютного времени была отвергнута (хотя те же физики, сами того не заметив, возродили ее и ныне подсчитывают в «абсолютном масштабе» возраст небесных тел и даже Вселенной). Но ведь он наряду с абсолютными временем и пространством выделил и относительное. Он высказывал сомнение в наличии абсолютной системы координат. Между прочим, А. Эйнштейн признавался: «До сих пор не удалось заменить единую концепцию мира Ньютона другой, столь же всеобъемлющей единой концепцией. Но то, что мы добыли до сих пор, было невозможно получить без ясной системы Ньютона».

Стремление построить натурфилософию на математическом основании Ньютон высказал так: «Было бы желательно вывести из начал механики и остальные явления природы» (помимо астрономических). Эта надежда окрыляла многих философов и ученых, но она, как выяснилось теперь, несбыточна. Ньютон несколько опрометчиво заявил, что «гипотез не измышляет». Но, в сущности, он имел в виду необходимость опираться в научных исследованиях на безукоризненно доказанные положения. «…Все же, что не выводится из явлений, должно называться гипотезою; гипотезам же метафизическим, физическим, механическим, скрытым свойствам не место в экспериментальной философии».

Казалось бы, перед нами типичный мыслитель-рационалист. Но это справедливо только по отношению к его научным трудам, да и то с некоторыми оговорками. На самом деле ситуация сложнее. Вот что писал в 1703 году в одном из писем Локк: «Ньютон действительно замечательный ученый и не только благодаря своим поразительным достижениям в математике, но и в теологии, и благодаря своим знаниям Священного Писания, в чем мало кто может с ним сравниться».

В своем богословском сочинении, посвященном библейским пророчествам, Ньютон и «гипотезы измышляет», и даже противоречит собственным научным выводам об абсолютном времени, которое, как писал он в «Началах…», «без всякого отношения к чему-нибудь внешнему, протекает равномерно и иначе зовется длительностью». В таком всеобщем однонаправленном потоке предсказания будущего могут быть только предположительными, гадательными, вычисленными, но только не полученными в виде неких «сигналов из будущего», так как обратного движения этот поток времени не имеет. Ньютон как богослов без тени сомнения ссылается на сверхъестественную силу – Бога. По его мнению, всеведущий Бог (а для него следовало бы автору «Начал…», помимо абсолютного и относительного времени, выделить еще и вечность или «вечное настоящее») открыл пророкам будущее. Удостовериться в этом можно лишь «задним числом», ибо «Бог дал… пророчества Ветхого Завета не ради того, чтобы удовлетворить любопытство людей, делая их способными предузнавать будущее, но ради того, чтобы исполнением их на деле был дан миру святой Промысел Его, а не проницательность истолкователей».

Философия натуральная и философия религиозная у Ньютона оказались настолько несовместимыми, словно они принадлежали двум разным людям. Такое «раздвоение интеллекта» происходило бессознательно. Оно свидетельствовало о том, что между окрепшей наукой и традиционным богословием разверзлась пропасть.

Почему мыслитель не выбрал что-то одно? Выбор, казалось бы, совершенно очевиден: натуральная философия и наука, ибо речь идет о гениальном ученом, достижения которого были превознесены уже при его жизни. Что заставляло его заниматься богословием?

На этот вопрос можно найти более или менее определенный ответ в очень немногих отступлениях от научного метода, которые он позволял себе в «Началах…». В заключительной главе сказано: «Изящнейшее соединение Солнца, планет и комет не могло произойти иначе, как по намерению и власти могущественного и премудрого Существа». И еще: «От слепой необходимости природы, которая повсюду и всегда одна и та же, не может происходить изменение вещей. Всякое разнообразие вещей, сотворенных по месту и времени, может происходить лишь от мысли и воли Существа, необходимо существующего».

Чтобы сверхмеханизм Мироздания не остался мертвым телом, в котором нет места жизни и разуму, великий математик, физик и механик вынужден был прибегнуть к идее («гипотезе») Бога, «всепостигающего Разума и всемогущего Существа, сотворившего и запустившего машину Вселенной.

Жизнь его складывалась необычайно счастливо. Он был, пожалуй, самым богатым из всех знаменитых ученых. Получилось так, что этот прославленный химик случайно приобрел данную специальность и тратил на свои лабораторные исследования не малые собственные средства. Поэтому его с полным правом следует считать ученым-любителем. В то же время именно его называют основателем современной химии.

До Лавуазье она была по сути дела прикладной дисциплиной, связанной с фармакологией, медициной, отдельными производствами и алхимическими опытами. Он более других содействовал превращению ее в науку, имеющую свою систему терминов и классификаций, опирающуюся на предельно точные количественные характеристики.

Как отмечает историк химии И. С. Дмитриев, «достижения Лавуазье в науке многообразны: он изменил всю иерархию химических соединений, в результате чего те вещества, которые считались простыми, например вода, оказались сложными, и наоборот, те, что полагали сложными, скажем металлы, заняли свое место в «Таблице простых тел»; он открыл кислород и дал правильное объяснение процессов горения, прокаливания, восстановления дыхания, чем опроверг теорию мифического флогистона; разработал концепцию агрегатного состояния вещества, наконец, он сформулировал закон сохранения массы вещества (1789), открытый задолго до того Ломоносовым, и т. д…»

Родился Антуан Лоран Лавуазье в состоятельной семье прокурора Парижского парламента. Обучаясь в привилегированном коллеже Мазарини, он увлекся литературой, стал сочинять драму на сюжет сентиментального романа Жана Жака Руссо «Юлия, или Новая Элоиза» (нетривиальный выбор для весьма обеспеченного юноши; ведь Руссо признавался: «Я ненавижу знатных, и ненавидел бы их еще больше, если бы меньше презирал»). Но далее первых сцен работа не продвинулась: более серьезно интересовали его математика, астрономия, физика, минералогия. По настоянию отца поступил на юридический факультет Парижского университета, но по окончании его не стал адвокатом. С другом семьи геологом Жаном Этьеном Геттардом (сторонником гипотезы всемирного потопа, якобы сформировавшего лик Земли и даже кристаллические горные породы) молодой Лавуазье совершал экспедиции по Франции, собирая материалы для геолого-минералогического атласа, а также участвовал в составлении геологических карт. Свои таланты Лавуазье впервые проявил в неожиданной области: разработал проект уличного освещения Парижа, за что получил золотую медаль.