Но Коут только смотрел на него, затем перевел взгляд на Данте Каличчио, квадратного монстра в униформе, который старался сохранять вежливый вид в углу кухни, комкая в огромных ручищах шоферскую кепку с большим козырьком. Пока Трампер метался по кухне, открывая дверцу холодильника, заглядывая в столовую, суя нос в нишу с устроенной там прачечной, где, к своему огромному восторгу, он обнаружил деревянную сушилку для белья, на которой висело несколько дамских шелковых лифчиков и трусиков.

Сдернув ближайший к нему лифчик, он восторженно помахал им перед Коутом.

— Кто она, ты, старый развратник? — прохрипел он и снова не смог побороть искушения поиграть длинной бородой Коута.

— Где ты был, Богус? — только и спросил Коут. — Где, черт побери, ты был?

Трампер сразу же распознал осуждающий тон, сообразив, что он все уже знает от Бигги.

— Так ты ее видел, да? — залепетал он. — Как она, Коут? — Но Коут смотрел совсем в другую сторону, как если бы собирался заплакать, и Трампер поспешил добавить, испугавшись: — Коут, я вел себя ужасно, я знаю…

Он крутил в руках лифчик, но Коут отобрал его. Затем, когда Богус увидел этот лифчик в руках Коута, он внезапно осознал, что он розово-лиловый, и сразу вспомнил, как покупал лифчик такого розово-лилового цвета и такого большого размера. Он замолчал; он смотрел, как Коут спускается с разделочного стола, словно это был медленно соскальзывающий кусок мяса, отделенный от костей; зайдя в нишу, Коут повесил лифчик Бигги на место.

— Тебя слишком долго не было, Богус, — произнес Коут.

— Но теперь я вернулся, Коут, — сказал Трампер, и это прозвучало довольно глупо. — Коут, мне ужасно жаль, но я же вернулся, Коут…

Чьи-то босые ноги прошлепали вниз по лестнице, и чей-то голос произнес:

— Пожалуйста, потише, не то ты разбудишь Кольма.

Шаги направились к кухне. Втиснувшись в угол под полкой со специями, Данте Каличчио безуспешно пытался сделаться маленьким и незаметным.

— Богус, прости, — мягко сказал Коут и дотронулся до его руки.

Затем вошла Бигги и бросила на Данте такой взгляд, как если бы он был десантником, которого выбросило на берег с подводной лодки, после чего она решительно и спокойно посмотрела на Трампера.

— Это Богус, — прошептал Коут, словно он опасался, что из-за бороды она его не узнает. — Это Богус, — повторил он чуть громче. — Вернулся домой с войны…

— Я бы не сказала, что домой, — ответила Бигги. — Нет, не сказала бы…

А я изо всех сил старался уловить иронию в твоем тоне, Биг; я действительно напрягся, пытаясь уловить ее. Но тщетно, Биг. Не было ни тени шутки. Поэтому все, что я нашелся сказать, — я видел, что вы оба, ты и Коут, почему-то нервничали из-за этого здоровенного итальяшки в униформе, съежившегося под полкой со специями, — единственное, что я смог сделать, Биг, — это представить вам своего шофера. У меня не было ничего другого, с чего я мог бы начать.

— Э, — начал Трампер, попятившись назад, словно от удара. — Это Данте, мой шофер.

Ни Коут, ни Бигги даже не взглянули на Данте; вместо этого они продолжали пристально смотреть на Богуса и на пол. А Богус заметил лишь одно, что на Бигги новый халат — оранжевый, ее любимого цвета; велюровый, из ее любимой ткани. Ее волосы стали длиннее, а в ушах висели сережки, которые она раньше никогда не носила; она выглядела немного взъерошенной и растрепанной, такой, какой он хорошо ее помнил. Когда она так выглядела, ему сразу хотелось взъерошить ее самому.

Затем Данте Каличчио, смутившийся оттого, что его представили, попытался выбраться из угла и сбил плечом полку со специями; он вылетел вместе с ней прямо на середину кухни, где безуспешно старался поймать ее; Бигги, Коут и Богус кинулись к нему на помощь, только ухудшив ситуацию. Баночки со специями с громким стуком покатились по всей кухне, а последний рывок Данте, совершенный в надежде поймать пустую полку, привел к тому, что она раскололась в щепки о жесткий холодильник.

— О господи, мне так жаль! — пробормотал Данте.

Пнув маленькую баночку ногой, Бигги посмотрела на Богуса в упор.

— И не только вам, — сказала она. Трампер услышал, как сверху донесся голос Кольма.

— Извините, — произнесла Бигти и вышла из кухни.

Богус последовал за ней по лестнице.

— Кольм, — вырвалось у него. — Это ведь Кольм, да? — Он едва не натолкнулся на Бигги, когда та резко остановилась и посмотрела на него таким взглядом, каким никогда до этого не смотрела — словно перед ним была совершенно незнакомая женщина, к которой он грязно приставал.

— Я сейчас вернусь, — холодно отрезала она, и он отстал.

Он медлил с возвращением на кухню, прислушиваясь, как она ласково успокаивает Кольма, который испугался грохота свалившейся полки со специями; из кухни он слышал голос Коута, в свою очередь успокаивающего Данте Каличчио. Не все баночки со специями разбились. Коут говорил, что ему ничего не стоит соорудить новую полку.

Данте Каличчио отпустил несколько замечаний на родном итальянском; Трамперу они показались молитвой.

Затем была игра в бильярд. Коут проникся сочувствием к Данте, который ощущал себя очень неловким и виноватым; побаиваясь дикой местности снаружи, он оставался в доме, размышляя: позвонить ли ему жене или к себе в офис и сказать, что он задерживается, или как можно скорее возвращаться обратно в Нью-Йорк.

— Сэр? — обратился он к Трамперу, ожидавшему появления Бигги. — Мне ехать обратно?

Но Трампер не знал, что сказать.

— Я не знаю, Данте, — ответил он. — Разве это необходимо?

Затем вернулась Бигги, наградив Коута ободряющей улыбкой и холодно кивнув Трамперу, который поплелся за ней на улицу и дальше, на покрытую ночной тьмой пристань.

Когда Коут спросил Данте, играет ли тот в бильярд, он тем самым на какое-то время вывел парня из состояния шока — на самом деле шофер оказался настоящим асом. Не мигнув глазом, он выиграл у Коута восемь партий подряд, после чего, решив применить скрытную тактику уравнивания сил, еще три из следующих четырех. Правда, играли они не на деньги. Глядя на то, как вели себя обитатели этого дома, Данте и думать забыл о деньгах. Однако, всякий раз нагибаясь, чтобы послать шар, он чувствовал засунутую в трусы стодолларовую бумажку.

— Этот мистер Пиллсбери, — обратился он к Коуту, по-прежнему считая, что Богус носит фамилию Пиллсбери. — Что он делает, чтобы заработать такую кучу денег?

— Раз в месяц распечатывает почту, — решив, что Данте имеет в виду настоящего мистера Пиллсбери, ответил ему Коут.

Данте негромко присвистнул и загнал пятый шар в лузу; шар, по которому он бил, отскочил именно туда, куда он рассчитывал.

Коут, который не мог взять в толк, как это Богус смог позволить себе водителя, спросил: