Дыхание Симеи стало спокойным, потом она начала ровно посапывать, и я почувствовал, что ее тело, прижимавшееся ко мне, расслабилось.

Я лежал, глядя в потолок, и размышлял о том, что она рассказала мне и что я сказал ей, и спрашивал себя о том, что будет через шесть месяцев, через год, через два года.

Я уже как-то думал об этом и нашел очень маловероятным, что мне удастся остаться в живых до тех пор, пока не наступит время, хоть немного похожее на мир. Тогда я нашел в этой мысли странное успокоение.

Ну а если предположить, что я все-таки уцелею?

Что тогда?

Порой казалось, что время принадлежало нам одним, но это ощущение проходило, как только я вспоминал, что наше путешествие продолжалось всего несколько дней.

А потом у меня в голове сам собой возник вопрос, который я не торопился пока что задавать себе: что с армией?

Сотворив заклинание Чаши Ясновидения, Симея увидела на юге длинные мрачные колонны поредевшей армии Байрана, мрачно отступавшей в направлении Майсира.

Она попробовала посмотреть на север, где находился Тенедос, но ощутила нарастающее недоброе давление и прервала волшебство.

— Он все еще там, — сказала она. — Увы, нам не повезло: ни один из его демонов так и не сожрал его.

— Они знают, что от такой пищи у любого из них случится понос, — отозвался я. — А что делается в Никее?

Она попробовала посмотреть туда, но вскоре призналась, что не может сказать наверняка, но ей кажется, что она и там чувствует близкое присутствие Тенедоса.

Я предположил, что обе стороны сохраняли прежние позиции: Великий Совет — в столице, а Тенедос — где-то неподалеку. Хорошо бы в районе дельты Латаны.

Несомненно, Тенедос узнал о смерти Байрана и отступлении майсирцев. Но это всего лишь избавляло его от одной и, пожалуй, самой опасной для него угрозы и позволяло сосредоточиться сначала на моих мятежниках, которые были самыми серьезными из оставшихся у него противников, а затем разобраться и с Советом.

Симея была не в состоянии направить Чашу Ясновидения на мою армию, но она попыталась послать Синаит… не известие, нет; она назвала это ощущением… В общем, сообщить ей, что мы живы и движемся к своим со всей возможной скоростью.

Вернее, с той скоростью, с какой нас могла нести река.

— Посмотри, что я нашла, — сказала Симея. Она держала в руках коробку, в которой, судя по внешнему виду, должна была храниться мука или какая-нибудь крупа. — Я собиралась попробовать приготовить тесто для хлеба и чуть не уронила коробку — такая она оказалась тяжелая. А теперь взгляни, что оказалось внутри!

Она разжала кулак, и я увидел у нее на ладони три золотые имперские монеты.

— А там еще две дюжины точно таких же.

Я бросил одну из монет на стол — судя по звуку, она была не фальшивой, — а потом погладил рукой стенку каюты.

— Лодка, — искренне сказал я, — мне кажется, что ты слишком хороша для нас.

Подавшись бедрами вверх, я изверг семя в глубину ее лона, мои руки безостановочно тискали ее груди, а она, выгнувшись, громко вскрикнула и тут же расслабленно вытянулась поверх меня. Я гладил ее спину, волосы, и через некоторое время она пробормотала заплетающимся языком:

— Я хочу на спину.

— Вот и прекрасно.

— И еще у меня есть вопрос.

— М-м-м?

— А что будет, когда мы вернемся к армии?

— Нам придется заниматься этим делом не так открыто, а тебе еще надо будет научиться не кричать так громко.

— Я не об этом. Что скажут твои солдаты, когда узнают, что мы спим вместе?

— А ты не рассердишься?

— Нет, — пообещала она. — Что бы ты ни сказал.

— Скорее всего, они решат, что это просто прекрасно — то, что их генерал Дамастес трахает Товиети. Так сказать, подкапывается изнутри.

— Вот уж действительно никудышная шутка, — сказала она. — Но ты на самом деле считаешь, что они не станут возмущаться?

— Нет. Многие из них, вероятно, считают, что мы давно уже стали любовниками. Солдаты обычно думают, что два не слишком страшных на вид человека разных полов рано или поздно должны оказаться в одной кровати.

— Это не очень справедливо по отношению к женщинам, — заявила Симея. — Неужели мы всего лишь существа, предназначенные для утоления похоти?

— Солдаты мечтают именно об этом, особенно молодые, потому что они такие, какие они есть. Когда я был юнцом, то даже мысли о песке могли пробудить у меня похоть. Но, знаешь, мне в голову тоже пришел вопрос. Даже два. Как воспримут это твои люди… Товиети? И как они могут себя повести?

Она задумалась.

— Честно?

— Конечно.

— Я не думаю, что им это очень понравится. Вы — все вы, кто не является Товиети, — их враги, а они только заключили с вами временное перемирие.

— Странно, — заметил я. — Всего лишь сезон назад ты наверняка сказала бы «мы».

Симея снова надолго умолкла, а потом неуверенно произнесла:

— Я должна была так сказать, да?

— Но ты не ответила на второй вопрос: как они себя поведут?

— Я не знаю, — призналась она. — Вероятно, немного поворчат. Я — волшебница и потому могу позволить себе много вольностей, несмотря даже на то, что я Товиети. Полагаю, что, пока я не стану перебежчицей — а я ею не стану, — не должно произойти ничего серьезного. Кроме того, — вздохнула Симея, — когда мы жили в башне, я как-то раз услышала, как Свальбард сказал: «Иметь всех, кто шуток не понимает!» А у нас есть более серьезные поводы для волнений. Такие, как император и те дураки из Никеи.

— Совершенно верно, — согласился я. — Сначала надо поиметь одних и только потом думать о том, как справиться с остальными.

— Кстати, — отозвалась Симея, — раз уж мне совершенно не хочется спать, и раз уж я была сегодня такой хорошей девочкой и позволила тебе управлять кораблем, и я принесла масло, которое стоит с правой стороны от тебя, что ты скажешь о том, чтобы заняться этим так, как мы делали, когда занимались любовью в самый первый раз?

— Я думаю, что это можно устроить, — ответил я. Она скатилась с меня, полежала немного на боку и перевернулась на спину.

— Тогда иди поближе и дай мне попробовать тебя на вкус.

Я поднялся на колени, и тут в моей голове промелькнула мысль: похоже, что я очень недалек от того, чтобы полюбить эту женщину.

По обоим берегам Латаны тянулись не разоренные, не выжженные земли. Тут и там попадались дома храбрецов, решившихся поселиться так, что их дома можно было видеть с реки. По изгибам русла и по карте я приблизительно определил наше местонахождение, хотя великая река имела такое извилистое русло, что ориентироваться на ней мог только опытный шкипер, не раз плававший в этой части реки.