А вот случайно сохранившиеся имена других советских офицеров, совершавших военные преступления на немецкой земле, призывавших к ним или сознательно их терпевших. Генерал-лейтенант Окороков, начальник Политуправления 2-го Белорусского фронта, лично совершал «крупномасштабное мародерство» и несет ответственность за другие тяжкие правонарушения в сфере своих служебных полномочий. Генерал-майор Берестов, командир 331-й стрелковой дивизии, 2 февраля 1945 г. в Петерсхагене под Прейсиш-Эйлау с одним из сопровождающих его офицеров изнасиловал дочь крестьянки, которую он заставил себе прислуживать, а также польскую девушку и, кроме того, несет полную ответственность за многочисленные военные преступления, совершенные его дивизией под Прейсиш-Эйлау и Ландсбергом, «из которых стала известна лишь исчезающе малая часть». За преступления, совершенные с 15 по 21 февраля 1945 г. в Меденау, генерал-майор Папченко, командир 124-й стрелковой дивизии, и генерал-майор Зарецкий, командир 358-й стрелковой дивизии, несут ответственность точно так же, как несет ее за преступления, совершенные 4 февраля 1945 г. в Крагау и Гросс-Ладткайме, командир 91-й гвардейской стрелковой дивизии, гвардии полковник Кошанов, который ответственен также «за совершенные его солдатами убийства и изнасилования в Тиренберге». Подполковник Муратов, командир 1324-го стрелкового полка 413-й стрелковой дивизии, в январе 1945 г. велел через своего замполита призвать красноармейцев к актам возмездия в отношении немцев: «Теперь вы можете мстить. Воюющая армия может делать с немецкими пленными, что захочет…» Подполковник Бондарец, замполит 510-го стрелкового полка 154-й стрелковой дивизии 2-й гвардейской армии 3-го Белорусского фронта, объявил красноармейцам в Восточной Пруссии, «что они могут насиловать немецких женщин», хотя не должны их расстреливать. Подполковник Толстухин, командир 85-го гвардейского стрелкового полка 32-й гвардейской стрелковой дивизии, особый «немцененавистник», в Восточной Пруссии велел «расстреливать большинство немецких пленных». Подполковник Розенцвейг, замполит 72-го гвардейского стрелкового полка, через командиров частей велел сообщить красноармейцам, что они имеют «полное право грабить». Подполковник Сашенко, командир 275-го стрелкового полка 91-й гвардейской стрелковой дивизии, несет полную ответственность за «военные преступления, совершенные его солдатами в период 2–8.2.45 г. в Гермау и Краттлау». Майор Беляев, начальник «антифашистской школы» на 2-м Белорусском фронте, застрелил в Найденбурге [ныне Нидзица, Польша] беспомощную старую женщину, в другом месте троих раненых и совершил иные преступления. Майор Садыков, командир 870-го стрелкового полка, в Верхней Силезии лично совершал изнасилования и, исходя из своей исполненной ненависти установки, велел «расстрелять уже многих военнопленных». Майор Кобулянский, командир 271-го Особого моторизованного батальона 39-й армии, и несколько его офицеров, среди которых командир роты Альт-Метведен и командир взвода Зиновьев, на прибалтийском курорте Георгенвальде с 3 по 5 февраля 1945 г. лично участвовали в тяжких преступлениях — изнасилованиях, а также несут ответственность за ряд убийств в их ближайшем окружении. В качестве примера из необозримого числа советских офицеров, совершавших убийства или половые преступления всюду в восточных провинциях Германии, назовем в этом месте следующих: капитан Соболев, адъютант 2-го батальона 691-го стрелкового полка 383-й стрелковой дивизии, старший лейтенант Жеребцов, начальник штаба батальона 788-го артиллерийского полка 262-й стрелковой дивизии, старший лейтенант Слюсарев, начальник штаба 1-го батальона 72-го гвардейского стрелкового полка 24-й гвардейской стрелковой дивизии, лейтенант Шилков из того же батальона, а также лейтенант Калинин, замполит 2-го батальона, который прямо подстрекал красноармейцев к совершению гнусных поступков, объясняя им, что «не надо щадить никого и ничего». В этом месте можно привести лишь немногие имена. Но они позволяют увидеть одно: что офицеры всех рангов от маршала Советского Союза до лейтенанта, генералы, высшие и низшие офицеры Красной Армии равным образом провинились в совершении военных преступлений против гражданского населения и безоружных пленных.

Так была ли Красная Армия в целом причастна к нарушениям международного права? Длительная пропаганда ненависти со стороны Главного политуправления и подчиненных ему политорганов, а также то обстоятельство, что внезапные контрприказы командования полностью противоречили первоначальным призывам, что они к тому же были лишены энергии и решительно исполнялись лишь в исключительных случаях, оставляли в реальности мало места для гуманных устремлений. Правда, немалое число советских офицеров и солдат было недовольно чудовищными преступлениями и бесчинствами своих собственных товарищей, и действовавшие на немецкой стороне русские агенты Данилов и Чиршин сообщили по своей инициативе, в частности, о неизвестном офицере, который проявил свое возмущение масштабами террора. Однако, ввиду царившей в Красной Армии атмосферы подстрекательства и ненависти, выражать критику по поводу варварского, «противоречившего всякой человеческой культуре обращения» с населением и военнопленными было непросто и связано с явным риском, поскольку угрожало немедленное вмешательство органов политического контроля. Советские военнопленные «единогласно» подтверждали, что было «настрого запрещено выражать свое нравственное возмущение командованию, поскольку тем самым ты подвергаешься угрозе, что тебя охарактеризуют как сторонника Гитлера и будут обращаться с тобой как с таковым». Когда, например, нижеупомянутый капитан Беляков сообщил своему командиру о жестоком изнасиловании восемью красноармейцами 17-летней девушки в присутствии матери, замполит подполковник Бондарец выговорил ему, не пытается ли он «корчить из себя защитника этих гражданских лиц». Мол, проваливай в свой батальон. С другими критиками поступали более сурово. Так, капитан Ефремов, командир батальона в полку 4-го гвардейского танкового корпуса, который в Линденхагене под Козелом 2 февраля 1945 г. изнасиловал женщину, не долго думая, застрелил красноармейца, осудившего этот поступок. В другом месте, как показал военнопленный младший лейтенант из 287-й стрелковой дивизии, несколько офицеров были застрелены растравленными красноармейцами, так как «заступились за мирное население и хотели воспрепятствовать бесчинствам».

Сообщается о танковых экипажах, предупреждавших жителей по поводу жестокости следовавших за ними частей, и вновь и вновь находились советские офицеры и солдаты, помогавшие женщинам и детям или раздававшие им хлеб. Яркие образцы человечности оставили капитан Александр Солженицын и майор Лев Копелев, которым пришлось поплатиться за свою защиту поруганного гражданского населения в Восточной Пруссии многолетней депортацией в концлагеря ГУЛага. «Буржуазно-гуманистическая пропаганда, сочувствие к вражескому населению и клевета на советское военное командование», — гласили обвинения, выдвинутые против них. Ужасные события донесены до потомков будущим Нобелевским лауреатом Александром Солженицыным в стихотворной форме в его публикации «Восточно-Прусские ночи».

Подчас советским офицерам удавалось успешно противостоять преступникам в униформе — возможно, потому, что у них были аналогично мыслившие начальники, ведь вообще от «мнения соответствующего командира» всегда зависело многое. Так, даже в 91-й Духовщинской гвардейской стрелковой дивизии поведение не было единым. В то время, как дивизионный штаб и 275-й гвардейский стрелковый полк совершали в Гермау и окрестностях ужасные зверства, из таких населенных пунктов, как Вилькау, которые были захвачены другими частями дивизии, не сообщалось об убийствах и изнасилованиях. Когда вновь назначенному в Гермау коменданту доложили о многочисленных злодеяниях, тот даже приказал расставленным вокруг церкви постам больше не допускать вытаскивания оттуда женщин, «в противном случае они должны были стрелять по собственным солдатам». Различными были условия и в 72-й стрелковой дивизии военного преступника генерал-майора Ястребова. В то время, как, например, 3-й батальон 14-го стрелкового полка совершал тяжкие преступления, красноармейцев 3-го батальона 187-го стрелкового полка предостерегли против вольностей в отношении населения.