Мир вокруг показался ему чужим и незнакомым, и вместе с тем хрупким и чудесным. Еще никогда желание жить не было в нем так сильно, как сейчас, ибо он хотел оставаться рядом с Энн до последнего мгновения, сколько бы времени ни было отпущено ему небесами.

Он взглянул в ее лицо — озадаченное и ставшее для него таким дорогим. Энн даже не догадывалась, что значили для него ее слова. Ему следовало проявлять сейчас как можно больше осторожности и терпения.

— Все из-за этого письма, — произнес Джек, едва справившись с желанием крепко ее обнять. — Полагаю, мы заслужили право хоть раз на него взглянуть. Как ты считаешь?

— Да, ты прав. — Энн подошла к столу, который служил ему вместо конторки. — Здесь слишком темно.

Джек зажег стоявшую на комоде лампу и поднял ее повыше, так чтобы свет падал на поверхность стола. Энн между тем осторожно развернула лист дорогой бумаги цвета слоновой кости, быстро пробежав глазами письмо.

Обращение и первые несколько строчек были выведены изящным, твердым почерком. Судя по всему, Атвуд служил его величеству писцом. Однако нацарапанная внизу подпись могла принадлежать только самому королю.

Они вместе прочли начало письма. Энн первой подняла голову.

— Неужели это тот самый документ, из-за которого погиб лорд Атвуд, а я сама чуть было не стала жертвой убийства только потому, что Джеймисон хотел сохранить его содержание в тайне? — спросила она сдавленным голосом. Впрочем, Энн ведь ничего не было известно о тайной деятельности спецслужб и политических интригах. — Боже мой! Что же нам теперь с ним делать?

— Мы проследим за тем, чтобы оно было доставлено по назначению.

Уже почти рассвело, когда Джек наконец покончил со всеми необходимыми приготовлениями и разослал записки. Энн спала, уютно устроившись на диване. Звук ее глубокого, ровного дыхания сопровождал его в течение долгих томительных часов ночи.

Вскоре после полуночи в комнату украдкой пробрался Гриффин. Он принес кувшин с водой и полотенце. Затем он так же молча удалился, по-видимому, отдавая себе отчет в том, что его не к месту проявленная преданность едва не стоила Джеку того единственного, что составляло смысл его жизни.

Джек устало потер рукой затылок и поднялся с кресла. У него болели глаза, во рту ощущалась горечь, и, кроме того, как ему самому казалось, от него отвратительно пахло. Последняя мысль вызвала у него усмешку. Стянув с себя рубашку, он бросил ее на кресло, после чего наполнил умывальник и ополоснул руки холодной водой. Затем он потихоньку обмыл водой лицо и торс, отскоблил засохшие пятна крови и грязи и обтерся полотенцем.

Наконец Джек с трудом подошел к окну и раздвинул тяжелые занавеси. Солнечный свет тут же ворвался в крошечное помещение, пленяя глаза своей поэтической красотой. Он струился сквозь оконные стекла, разгоняя тени и заливая все вокруг золотистым сиянием. Он согревал каждый предмет, на который падал, и возвращал ему живые краски. Даже крохотные пылинки искрились в воздухе, кружась под яркими лучами дневного светила.

Джек поднял лицо, наслаждаясь этим сиянием, которое окутало его с головы до ног и согрело продрогшее тело. Он долго стоял так, купаясь в блаженном тепле, и вдруг его коснулась рука Энн. Его веки медленно приподнялись, словно он опасался, что ее прикосновение не более чем сон и стоит ему только открыть глаза, как она исчезнет. Он даже не пошевельнулся, пока ее пальцы медленно двигались по его плечу, следуя очертаниям мускулов, после чего опустились к ложбинке на его спине.

— Энн… — Джек обернулся, но, едва взглянув на нее, чуть не лишился дара речи. Как ни странно ему было это сознавать, прежде он никогда не видел ее при свете дня. Обычно их встречи происходили под покровом ночи, в предрассветных сумерках или в глубоком мраке. Но теперь Энн стояла перед ним, озаренная солнцем, и она была прекрасна.

Ее волосы оказались не черными, а цвета собольего меха. Густые, роскошные пряди выделялись своим блеском на фоне белой рубашки, которую она до сих пор не сняла. Вместо молочно-белого ее лицо приобрело нежнейший розовый оттенок, словно сердцевина морской раковины. Только ее глаза оставались прежними — густо-синими, с фиолетовыми крапинками по радужке.

— Энн… — наконец смог повторить он.

— Да? — Ее голос доносился до него словно издалека.

— Дотронься до меня еще раз, Энн.

Он совсем не это собирался сказать, но, по-видимому, угадал ее желание, поскольку восхитительно нежные губы приоткрылись в ослепительной улыбке.

— Да. — Подняв обе руки, она одним легким движением коснулась его груди, крепко обняла и прижалась к нему всем телом. — Джек… — робко, чуть дыша выговорила она.

— Да?

— Я хочу тебя. — Она, казалось, смаковала эти слова, с таким явным наслаждением они слетали у нее с языка. — Сейчас.

— Да.

Обхватив руками ее талию, Джек привлек Энн к себе, крепко обнял ее и поцеловал. Она с восторгом ему ответила, и от той покорности, с которой она приоткрыла свой прелестный ротик, у него пошла кругом голова. Он поцеловал ее так, словно собирался испить ее всю без остатка. Ему незачем было допытываться о причине ее просьбы. Он просто не хотел этого знать.

Энн покрывала поцелуями его плечи, терлась бархатистой щекой о его шею. Она теснее прижалась к нему в ожидании новых ласк. Сам он тоже жаждал большего.

Он едва был способен устоять на месте. Все его тело дрожало от усилий сохранить самообладание. Он обвил рукой ее талию, сжимая в объятиях. Почувствовав сильное возбуждение, Джек даже прикусил губу от охватившего его острого удовольствия. Энн непроизвольно терлась бедрами о его плоть. Схватив ее за плечи, Джек посмотрел ей прямо в глаза.

— Я хочу тебя, — произнес он. — Я хочу владеть тобой безраздельно. Хочу чувствовать биение твоего пульса, слышать каждый твой вздох.

Энн молча высвободила руки и медленно расстегнула одну за другой пуговицы на своей рубашке. Покончив с этим, она робко подняла на него глаза. Она смущалась. Но он хотел видеть ее обнаженной. Джек приподнял ее рубашку, восхищаясь маленькой крепкой грудью, и дотронулся до соска, бархатистого на ощупь.

Энн накрыла своей ладонью его руку, лежавшую у нее на груди, и вскинула на него глаза с явным беспокойством, но он отвел ее руку в сторону и снова привлек к себе. Ей были приятны его поцелуи. Что ж, тогда он будет целовать ее до тех пор, пока они оба не лишатся чувств.

Энн с готовностью отвечала на его порыв. Их губы слились, поцелуи с каждым разом становились все более пылкими и требовательными. Казалось, что-то гнетет Энн, поэтому ее поцелуи были похожи на немую мольбу.

— Скажи же мне, чего ты хочешь? — спросил Джек, глядя прямо в ее прекрасные бездонно-синие глаза. — Как я могу тебе угодить?

Энн покраснела, скорее, залилась густым румянцем от груди до шеи и щек. Затем она отвернулась с расстроенным видом. Нежность и горячее стремление ее защитить волной пробежали по его телу.