Посетившая Николаев четыре года спустя Мария Гатри записала, что город имеет 100 тысяч жителей, «замечательно длинные, широкие, прямые улицы» и «красивые общественные здания».[509] Планировка идеально расположенного города сохранилась до наших дней, хотя немногие из построек потемкинского времени уцелели. Верфи, заложенные 200 лет назад, работают на том же месте.

В 1789 году был взят турецкий форт Хаджибей — будущая Одесса. Мгновенно оценив стратегическое значение крепости, Потемкин приказал взорвать старые стены, сам выбрал место для порта и жилых построек и велел немедленно начать строительство.

Когда Потемкин умер, работы уже велись, хотя формально город основан тремя годами позже его протеже, испанцем Хосе де Рибасом. Умный, энергичный и деловой, Рибас всегда находился вблизи Потемкина — строил его корабли, командовал его флотом или добывал ему любовниц, — вместе с Поповым и Фалеевым он был одним из главных помощников светлейшего. Порт, который Екатерина назвала в честь Одессоса — древнегреческого города, находившегося, как считалось, неподалеку, — стал одной из жемчужин потемкинского наследия.[510]

«Доношу, что первый корабль спустится «Слава Екатерины», — восторженно сообщал Потемкин императрице 1 июня 1783 года из Херсона, — позвольте мне дать сие наименование, которое я берусь оправдать и в случае действительном». Во славу Екатерины назывались города, корабли и полки. Императрица просила быть осторожнее и не давать кораблям слишком громких названий, «чтобы слишком громкое не сделалось тяжким и чтобы не было слишком трудно соответствовать этому назначению [...] лучше быть, чем казаться и вовсе не быть». Но Потемкин игнорировал ее предостережения и в сентябре рапортовал, что шестидесятишестипушечный корабль, названный в честь государыни, спущен на воду.[511]

Князь имел все основания для гордости — корабли с несколькими рядами пушек, целые плавучие крепости, были самым мощным морским оружием XVIII века, эквивалентом сегодняшних авианосцев. 26 июня 1786 года Екатерина выдала Потемкину на начало строительства военных кораблей 2,4 миллиона. Создание целого флота таких судов современные историки справедливо сравнивают с сегодняшними космическими программами. Враги Потемкина, однако, утверждали, что корабли то ли не существуют вовсе, то ли были построены из гнилого леса. Это чистая ложь. Например, Пол Кери, внимательно наблюдавший заходом строительства, видел спущенными на воду тридцати- и сорокапушечные фрегаты, три шестидесятишестипушечных корабля были «изрядно продвинуты», да еще заложено четыре новых киля. С херсонских стапелей сходили не только казенные суда; Фалеев строил свои, торговые. В Глубокой пристани, в 35 верстах в сторону моря, уже стояло семь готовых фрегатов, от двадцати четырех до тридцати двух пушек. Миранда, опытный воин и непредвзятый наблюдатель, отмечал, что корабли сделаны из великолепной древесины. «Конструкция показалась мне точной копией английской, а корабли гораздо лучше наших и французских».[512]

Миранда видел собственными глазами то, о чем говорил, тогда как европейские и русские хулители Потемкина охотно верили любым слухам. На постройку флота шел тот же самый лес, из которого делались военные суда англичан. Более того, работами руководили талантливые моряки и инженеры — Николай Мордвинов и Николай Корсаков, обучавшиеся морскому делу в Англии. «Я никогда не встречала иностранцев, так похожих на англичан, как Мордвинов и Корсаков», — восхищалась одна из путешественниц.[513]

К 1787 году Потемкин создал огромный флот: английский посол насчитал двадцать семь боевых кораблей. Если считать линейными суда, имеющие свыше сорока пушек, то за девять лет, когда первый корабль сошел с херсонской верфи, их было построено двадцать четыре. Позднее главной базой потемкинского флота стал Севастополь с его великолепной гаванью, а главной верфью — Николаев. Добавив к упомянутому числу тридцать семь линейных кораблей Балтийского флота, мы увидим, что Россия в короткий срок стала мошной морской державой, способной воевать не только в северных, но и в южных морях Европы. По количеству военных судов Россия лишь ненамного отставала от Франции, хотя, конечно, не могла сравняться с Англией, самой крупной морской державой, имевшей тогда на вооружении сто семьдесят четыре боевых корабля.[514]

Потемкин — отец Черноморского флота, так же, как Петр I — отец Балтийского. Флот был самой большой гордостью светлейшего, его «любимым детищем». «Это покажется преувеличением, — записал его слова, сказанные незадолго до смерти, английский посланник, — но он может смело утверждать, что почти каждую доску для строительства кораблей он пронес на своих плечах».[515]

Другим важным делом Потемкина стало заселение огромных пустынных территорий. Практика привлечения поселенцев и отставных солдат на пограничные земли была не нова для России, но потемкинская кампания, в течение которой Екатерина издавала один за другим манифесты, предоставляющие льготы колонистам — освобождение от податей на десять лет, бесплатная раздача скота и землепашеских орудий, разрешение заниматься винокурением, — поражает своим размахом и эффективностью. На новые земли перебрались сотни тысяч семей.

Фридрих Великий, восстанавливая растерзанную войнами Пруссию, объявил свободу вероисповедания, и ко времени его смерти 20 процентов населения Пруссии составляли иммигранты. Потемкин пошел еще дальше: он стал помещать объявления в иностранных газетах и создал сеть вербовщиков по всей Европе. «Европейские газеты, — объяснял он Екатерине, — не нахвалятся новыми поселениями в Новороссии и на Азове». Узнав о привилегиях, жалованных греческим и армянским поселенцам, «их оценят по достоинству».

Еще одна его идея, опередившая время, — использование для набора колонистов русских посольств за границей. Впрочем, этой деятельностью он с увлечением занимался с первых дней своего возвышения еще в середине 1770-х годов, когда обустраивал Моздокскую линию на Северном Кавказе. Идеальные поселенцы, по мысли Потемкина, должны были в мирное время пахать, сеять, торговать и работать на мануфактурах, в военное — бить турок.