Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Персиковая косточка означала «нет» — я не родня преподобному. Финиковая — «да»: не повезло, преподобный — твой папочка, услышь и возрыдай, ибо в тебе по крайней мере половина — от психопата.
Персик кажется Тоби логичным: вертоградари ценили этот фрукт и допускали, что именно персик был тем самым плодом на Древе Жизни в раю. Впрочем, вертоградари ничего не имели и против фиников, да и против любых других фруктов, которые не поливались химикатами.
— Похоже, «Здравайзер» хорошо снабжали, — говорит Тоби. — По-моему, как раз тогда урожаи персиков и яблок сильно упали, когда начали вымирать пчелы. И слив, и разных цитрусовых тоже.
— У «Здравайзера» дела шли в гору. Они просто лопатой гребли деньги — и от витаминов, и от лекарств. Так что могли себе позволить импортные фрукты, опыленные кибернасекомыми. Свежие фрукты были одной из привилегий для работников «Здравайзера». Конечно, только для руководства.
— Так что ты нашел? — напоминает Тоби. — В смысле косточек.
— Персик. Аж две персиковые косточки. Чтобы лучше дошло.
— И что ты почувствовал? — спрашивает Тоби.
— Оттого, что Пилар расстаралась на дорогие фрукты? — он явно избегает разговора о чувствах.
— Оттого, что твой отец оказался тебе не отцом, — терпеливо говорит Тоби. — Что-то ты же должен был почувствовать.
— Ну да, ну да. Я подумал: «Так я и знал»! Я люблю оказываться правым, а кто не любит? И еще я стал меньше переживать из-за того, что я… Ну, знаешь. Превратил его в кисель.
— Ты переживал?! Да будь он даже твой родной отец, он был последней…
— Да, я знаю. Но все же. Родная кровь и все такое. Меня бы это грузило. Но был и негативный момент. Адам. Это уже не так радовало: вдруг, ни с того ни с сего, он оказался мне чужим человеком. То есть не кровным родственником.
— А ты ему сказал?
— Не-а. Для меня он был и оставался братом. Мы с ним срослись головами, как сиамские близнецы. Слишком многое пережили вместе.
— Детка, то, что сейчас будет, тебе не понравится, — предупреждает Зеб.
— Про Люцерну? — догадывается Тоби. Зеб не дурак. Он наверняка давно уже понял, как она относилась к Люцерне, его сожительнице у вертоградарей. Люцерне Противной, что избегала трудиться вместе со всеми на прополке, не любила женских швейных кружков, страдала от постоянных головных болей (удобный предлог), ныла и считала Зеба своей собственностью. Нерадивой мамаше девочки Рен. Люцерне Аппетитной, некогда обитательнице «Здравайзера» и жене высокопоставленного биогика. Люцерне, романтичной фантазерке, что сбежала с благородным разбойником Зебом, насмотревшись фильмов, в которых красавицы поступали именно так.
По словам Люцерны, Зеб был поражен любовным безумием — непреодолимым и неумолимым желанием обладать ею. У него едва глаза не выскочили от похоти, когда он увидел ее в розовом пеньюаре в «НоваТы», где в должности садовника сажал люмирозы. И они слились в страстном безумном объятии сразу же, там же, на влажной от ночной росы траве. Тоби много раз выслушивала эту историю от самой Люцерны, еще у вертоградарей, и с каждым разом проникалась все большим отвращением. Если она сейчас перегнется через перила и сплюнет, то, возможно, попадет на то самое место, где Зеб и Люцерна впервые катались по травке. Или рядом.
— Угу, — подтверждает Зеб. — Про Люцерну. Она появилась в моей жизни как раз в этот момент. Если хочешь, я ее пропущу.
— Нет, — говорит Тоби. — Я никогда не слышала твоей версии событий. Но Люцерна рассказывала мне про лепестки люмироз. Которые ты рассыпал по ее трепещущему телу и все такое.
Тоби старается, чтобы в голосе не звучала зависть, но это очень трудно. Вот по ее собственному трепещущему телу кто-нибудь когда-нибудь рассыпал лепестки? Или хоть думал об этом? Нет. У нее и характер для этого неподходящий. Она бы все испортила, завопив: «Что ты делаешь с этими дурацкими лепестками?» Или засмеялась бы, а это вообще конец всему. Сейчас лучше заткнуться и не комментировать, иначе Зеб ей ничего не расскажет.
— М-м-м… да, у меня от природы талант к рассыпанию лепестков, я же работал помощником мага. Это прекрасный отвод глаз. Но в том, что она рассказала, наверняка была большая доля правды.
Однако впервые Зеб и Люцерна увидели друг друга отнюдь не в «НоваТы». Это было в женском туалете, который Зеб предположительно убирал, точнее, который он в тот момент действительно убирал и в ходе уборки заглянул в железный ящик в поисках косточек, персиковых или же финиковых. Косточек там не оказалось — Пилар еще не успела сравнить ДНК Зеба с ДНК преподобного, так что Зеб как раз выходил из второй кабинки слева с пустыми руками. И кто же в этот момент вошел в туалет? Кто как не Люцерна!
— Посреди ночи? — уточняет Тоби.
— Именно. «Что она тут делает?» — спросил я себя. Либо она робингуд вроде меня, только хреновый, раз попалась в том месте, где ей не полагалось находиться. Либо у нее интрижка с каким-нибудь топ-менеджером, который дал ей ключ от здания, чтобы покувыркаться с ней на ковре в офисе, пока сам менеджер якобы работает допоздна, а она якобы потеет в спортзале. Хотя даже для этого время было уже позднее.
— Или то и другое, — добавляет Тоби. — Интрижка и робингудствование.
— Угу. Это удачное сочетание: каждое служит прикрытием для другого. «О нет, я не воровала информацию, я только бегала налево от мужа». «О нет, я тебе не изменяю, я просто воровала информацию». Но, конечно, имел место первый вариант. Ошибиться было трудно.
Увидев Зеба, выходящего из кабинки в защитных перчатках и респираторе, — он был похож на инопланетянина — Люцерна тихо вскрикнула. Зеб был уверен, что она вскрикивает отнюдь не впервые за эту ночь: она вся раскраснелась, запыхалась и слегка растрепалась. Или расстегнулась. Любитель красного словца сказал бы, что у нее одежда в живописном беспорядке. Излишне говорить, что в этот момент она была очень привлекательна.
О, конечно, излишне говорить, думает Тоби.
«Что вы делаете в дамском туалете?» — обвиняюще спросила Люцерна. Главное правило: если тебя поймали на горячем, обвиняй первая. Она сказала «дамский» туалет, а не «женский». Тоже очень характерный штришок.
— Штришок чего?
— Ее характера. У нее был комплекс богини — она желала стоять на пьедестале. Дамы располагаются на ступеньку выше женщин.
Зеб сдвинул респиратор на лоб и стал похож на носорога с отпиленным рогом. «Я дезинфектор первого ранга, — произнес он внушительно и напыщенно. При виде красивой женщины, которая только что трахалась с другим, мужчина как-то бывает склонен к помпезности: ведь это удар по его самолюбию. — А вы что вообще делаете в этом здании?»
Встречное обвинение — это полезно. Он заметил у нее на пальце кольцо. Ага, подумал он. Львица в неволе. Ей нужен отдых от рутины.
«Мне нужно было закончить одну важную работу, — соврала Люцерна, стараясь, чтобы голос звучал убедительно. — Мое присутствие здесь абсолютно легитимно. У меня есть ключ-пропуск».