— Что вы сделали? — ужаснулся я. — Как вы умудрились? — В поисках броши или булавки я оглядел кофту, потом ощупал перчатки. Ничего не было. — Чем это вы?

— Моя девочка так хочет, чтобы я была с ней, — опустив взгляд, прошептала миссис Айрес. — К сожалению, она… не всегда ласкова.

Когда я понял, о чем она говорит, меня замутило. Я отпрянул, но потом, осененный догадкой, сдернул с нее перчатки и грубо засучил рукава ее пальто и кофты. На бледных запястьях розовели зажившие порезы, а рядом с ними виднелись новые царапины и странный блеклый синяк, будто оставленный злыми пальчиками, которые защемили да еще провернули кожу.

Перчатки упали на снег. Дрожащей рукой я их поднял и натянул на пальцы миссис Айрес, а потом взял ее за локоть.

— Я отведу вас домой.

— Хотите увести от нее? Знаете, это бесполезно.

— Прекратите! — Я ее встряхнул. — Слышите? Ради бога, замолчите!

Она безвольно качнулась в моих руках, и меня окатило непонятным стыдом, мешавшим взглянуть ей в лицо. Я взял ее за руку, она послушно пошла за мной. Выбравшись из путаницы огородов, мы миновали замершие часы на конюшне, одолели лужайки и вошли в дом. Я сразу отвел ее наверх и лишь в тепле комнаты снял с нее пальто, шапочку и заснеженные боты, а потом усадил в кресло у камина.

Я оглядел комнату, и все предметы — угли в очаге, кочерги, каминные щипцы, стеклянные бокалы, зеркала — вдруг показались опасными, острыми, способными поранить. Я дернул звонок, вызывая Бетти, и лишь потом вспомнил, что Каролина обрезала провод. Выйдя на площадку, я орал в тишину, пока не явилась служанка.

— Не пугайся, — сказал я, опережая все вопросы. — Просто побудь с миссис Айрес. — Я усадил Бетти в кресло. — Сиди здесь, подай, если что понадобится, а я пока…

Честно говоря, я не знал, что теперь делать. В голову лезли мысли о заснеженных дорогах и уединенности имения. Если б в доме была миссис Бэйзли, я бы чувствовал себя спокойнее. Но с одной Бетти в помощницах… Даже саквояж мой остался в машине — ни инструментов, ни лекарств. Ежась под взглядами женщин, я уже паниковал.

И тут внизу раздались шаги по мраморному полу вестибюля. Будто гора с плеч свалилась, когда я выскочил в коридор и увидел поднимавшуюся по лестнице Каролину. На ходу она размотала шарф и стянула берет, отчего ее русые волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Я окликнул ее. Она вздрогнула, посмотрела вверх и зашагала быстрее.

— Что случилось?

— Ваша мать… Погодите…

Я вернулся в спальню и, взяв миссис Айрес за руку, заговорил с ней, как с ребенком или беспомощным инвалидом:

— На минутку я отлучусь, надо поговорить с Каролиной. Дверь оставлю открытой, и вы сразу меня позовете, если что-нибудь вас испугает. Вы поняли?

Она не ответила, вид у нее был усталый. Я многозначительно посмотрел на Бетти, вышел в коридор и увлек Каролину в ее комнату. Не закрывая дверь, я остановился на пороге.

— Что произошло? — спросила Каролина.

Я приложил палец к губам:

— Тише… Каролина, дорогая, ваша мать… Господи боже мой, я ошибся, ужасно ошибся… Казалось, она идет на поправку. Правда же? Но вот сейчас она сказала… О господи! Вы не заметили в ней перемен с тех пор, как я был у вас последний раз? Может, она особенно сильно тревожилась, нервничала, чего-то боялась?

Каролина опешила. Заметив, что я беспрестанно поглядываю на спальню миссис Айрес, она спросила:

— В чем дело? Могу я к ней зайти?

Я взял ее за плечи:

— Послушайте… Кажется, она повредилась.

— Как это — повредилась?

— Она… себя ранит.

Вкратце я рассказал о том, что произошло в огородах.

— Ваша мать измучена, ей страшно! Говорит, Сьюзен всегда подле нее и причиняет ей боль. Я видел царапину, вот здесь, у ключицы. Не знаю, чем она поранилась. На руках ее новые порезы и синяки. Вы их видели? Наверное, заметили, да?

— Порезы и синяки? — пыталась взять в толк Каролина. — Не знаю… У нее нежная кожа, чуть что — синяк… От веронала она неуклюжа…

— Дело не в том. Простите, милая… она… сошла с ума.

Лицо Каролины было непроницаемо. Она шагнула в коридор:

— Я пойду к ней.

Я потянул ее обратно:

— Погодите…

С неожиданной злостью она стряхнула мою руку:

— Вы же обещали! Ведь я давно предупреждала: в доме неладно! Вы посмеялись! Сказали, если делать, как вы говорите, мать поправится. Я с нее глаз не спускала. Целыми днями сидела рядом. Заставляла глотать эти мерзкие пилюли. Вы обещали!

— Простите. Я старался как мог. Все оказалось серьезнее, чем я предполагал. Нам бы только сегодня ее устеречь.

— А что завтра и дальше?

— Обычным лечением тут не обойтись. Обещаю, я сам все устрою. Нынче вечером договорюсь, а завтра ее заберу.

Каролина не поняла.

— Куда заберете? — Она раздраженно тряхнула головой. — Что это значит?

— Здесь ей оставаться нельзя.

— То есть… как Родди?

— Боюсь, это единственный выход.

Каролина прижала ладонь ко лбу, щека ее подергивалась. Я думал, она заплачет, но услышал безрадостный лающий смех:

— Боже мой! Скоро ли придет мой черед?

Я взял ее за руку:

— Не говорите так.

Она передвинула мои пальцы на свое запястье, где бился пульс:

— Я не шучу. Скажите, вы же врач! Сколько мне осталось?

Я ее встряхнул:

— Полагаю, немного, если ваша мать будет здесь и произойдет несчастье. Вот о чем я беспокоюсь. Посмотрите, в каком вы состоянии. Вдвоем с Бетти вам не справиться. Это единственное решение.

— Единственное решение… Снова лечебница.

— Да.

— Нам не осилить.

— Я помогу, найду способ. Раз мы женаты…

— Мы еще не женаты. Господи! — Она стиснула руки. — Вы не боитесь?

— Чего?

— Родовой порчи Айресов.

— Каролина!

— Ведь станут судачить. Я знаю, о Родерике уже говорят.

— Полагаю, мы выше досужей болтовни.

— Конечно, вам-то все равно! — чуть ли не зло проговорила она.

— Что вы хотите сказать? — удивился я.

Каролина смутилась.

— Мать ужаснулась бы тому, что вы хотите сделать. Конечно, если б была в себе. Неужели не понимаете? Когда в детстве мы болели, она пикнуть нам не позволяла. Говорила, семьи вроде нашей… несут особую ответственность и должны быть примером. Дескать, что в нас проку, если мы не лучше и не мужественнее обычных людей. Позор уже то, что вы увезли брата. Вряд ли она позволит так же поступить с собой.