Маршал И. С. Конев

К. С. Москаленко

Обвинение строилось на нормах 58-й статьи УК РСФСР в редакции 1926 года – измена родине. Доказательств не приводилось, но суд установил за подсудимым шпионаж в пользу Великобритании и Югославии, попытку реставрации капитализма, попытку расчленения территории Советского государства. Кроме этого, в вину Берии ставились следующие эпизоды: служба в мусаватистской контрразведке в Азербайджане в 1919 году, связь с охранкой меньшевистского грузинского правительства, попытка связи с Гитлером и попытка открыть фашистам перевалы через Главный Кавказский хребет. Можно видеть, что Берию обвинили в прямо противоположном тому, что сделал он на самом деле.

В официальных документах решение Специального судебного присутствия Верховного суда СССР сформулировали следующим образом: «Судом установлено, что, изменив Родине и действуя в интересах иностранного капитала, подсудимый Берия сколотил враждебную Советскому государству изменническую группу заговорщиков, в которую вошли связанные с Берия в течение многих лет совместной преступной деятельностью подсудимые Меркулов В. H., Деканозов В. Г., Кобулов Б. З., Гоглидзе С. А., Мешик П. Я. и Влодзимирский Л. Е. Суд установил, что начало преступной изменнической деятельности Берия Л. П. и установление им тайных связей с иностранными разведками относится еще ко времени гражданской войны. В последующие годы, вплоть до своего ареста, Берия Л. П. поддерживал и расширял тайные связи с иностранными разведками. Судом также установлены преступления Берия Л. П., свидетельствующие о его глубоком моральном разложении, и факты совершенных Берия преступных корыстных действий и злоупотреблений властью. Специальное Судебное Присутствие Верховного Суда СССР постановило: приговорить Берия Л. П., Меркулова В. Н., Деканозова В. Г., Кобулова Б. З., Гоглидзе С. А., Мешика П. Я., Влодзимирского Л. Е. к высшей мере уголовного наказания – расстрелу, с конфискацией лично им принадлежащего имущества, с лишением воинских званий и наград.

Приговор является окончательным и обжалованию не подлежит».

Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко

П. Ф. Батицкий

В бункере штаба Московского военного округа, где-то на лестнице, в присутствии генерального прокурора СССР Р. А. Руденко, мощный генерал-майор П. Ф. Батицкий выстрелил Берии в лоб из личного оружия. Затем участники убийства завернули тело маршала в одеяло и отвезли в крематорий Донского монастыря, где и сожгли в печи, захоронив прах на Новом Донском кладбище. Говорили, однако, что прах Берии развеяли над Москвой-рекой, но подтвердить это или опровергнуть невозможно.

Даже в официальной версии наблюдается масса странностей. Часть имеющихся протоколов допроса Берии написаны генеральным прокурором Руденко, проводившим их. Такого, конечно, не могло быть, – со следователями работали стенографисты. Но что это тогда означает? Генпрокурор сочинил протоколы? Нет никаких сведений о заседании Совета Министров, на котором Л. П. Берию арестовал Жуков. Такого заседания просто не было. Но если заседания не было, то что тогда это была за встреча, на которой присутствовал Берия? Акта кремации нет, как нет и свидетелей этого. На всех других участников «банды Берии» документы в уголовном деле имеются, а на самого Лаврентия Павловича – нет. Позднее участники суда Шверник и Михайлов в частных разговорах сообщали, что во время заседания самого Берию не видели – его не было в зале.

Вокруг ареста и расстрела Лаврентия Павловича столько секретности, что существует и альтернативная версия гибели маршала Берии. Впервые ее публично озвучил сын Лаврентия Павловича – Серго.

В своих воспоминаниях он пишет: «Заседание в Кремле почему-то отложили, и отец уехал домой. Обычно он обедал дома. Примерно в полдень в кабинете Бориса Львовича Ванникова, генерал-полковника, впоследствии трижды Героя Социалистического Труда, а тогда ближайшего помощника моего отца по атомным делам, раздался звонок. Я находился в кабинете Бориса Львовича – мы готовили доклад правительству о готовности к испытаниям. Звонил летчик-испытатель Амет-Хан Султан, дважды Герой Советского Союза. С ним и с Сергеем Анохиным, тоже Героем Советского Союза, замечательным летчиком-испытателем, мы в те годы вместе работали и сошлись близко.

– Серго, – кричит, – у вас дома была перестрелка. Ты все понял? Тебе надо бежать, Серго! Мы поможем…

У нас действительно была эскадрилья, и особого труда скрыться, скажем, в Финляндии или Швеции не составляло. И впоследствии я не раз убеждался, что эти летчики – настоящие друзья. Что налицо заговор против отца, я понял сразу, что еще могла означать перестрелка в нашем доме? Об остальном можно было только догадываться. Но что значит бежать в такой ситуации? Если отец арестован, побег – лишнее доказательство его вины. И почему и от кого я должен бежать, не зная ни за собой, ни за отцом какой-либо вины? Словом, я ответил отказом и тут же рассказал обо всем Ванникову.

Из Кремля вместе с ним поехали к нам домой, на Малоникитскую. Это неподалеку от площади Восстания. Жили мы в одноэтажном особняке (ныне – ул. Малая Никитская, 28/1) еще дореволюционной постройки. Три комнаты занимал отец с матерью, две – я со своей семьей. Когда мы подъехали, со стороны улицы ничего необычного не заметили, а вот во внутреннем дворе находились два бронетранспортера. Позднее мне приходилось слышать и о танках, стоявших якобы возле нашего дома, но сам я видел только два бронетранспортера и солдат. Сразу же бросились в глаза разбитые стекла в окнах отцовского кабинета. Значит, действительно стреляли… Охрана личная у отца была – по пальцам пересчитать. Не было, разумеется, и настоящего боя. Все произошло, насколько понимаю, неожиданно и мгновенно. С отцом и я, и Ванников должны были встретиться в четыре часа. Не встретились… Внутренняя охрана нас не пропустила. Ванников потребовал объяснений, пытался проверить документы у военных, но я уже понял все. Отца дома не было. Арестован? Убит? Когда возвращался к машине, услышал от одного из охранников: „Серго, я видел, как на носилках вынесли кого-то, накрытого брезентом…“.

В Кремль возвращались молча. Я думал о том, что только что услышал. Кто лежал на носилках, накрытых брезентом? Спешили вынести рядового охранника? Сомнительно. Со временем я разыскал и других свидетелей, подтвердивших, что видели те носилки…».

По версии Серго Лаврентьевича Берии, отца убили в его кабинете, а следствие и суд – обычная инсценировка. Все следственные мероприятия проводили на территории штаба ПВО, суд сделали закрытым, поэтому никто не видел маршала Берию после событий в доме на Малой Никитской. Родственникам не показали ни одного письма из написанных Берией Маленкову, Хрущеву и в ЦК. Странно еще и то, что, помня о родной партии, Берия не написал своим близким даже маленькой записочки. Косвенно это может свидетельствовать о том, что Лаврентия Павловича уже не было в живых, и писать родным, знавшим его почерк, было некому.