Я рявкнул, ожидая, что она вздрогнет и подчинится мне как высшему Альфе, но она подняла подбородок и с вызовом зарычала во все горло. И, возможно, я действительно хотел избить ее, чтобы выпустить часть этой энергии во мне.

— Эй, я не заметила тебя, cucciolo stupido (п.п. глупый щенок), — она изобразила невинность, хлопая ресницами, но в этом была насмешка, от которой мои глаза сузились.

— Как ты только что меня назвала? — прорычал я.

— Это значит… друг. — Она пожала плечами и шагнула в сторону, чтобы пройти мимо меня, но я бросился ей наперерез.

— Тогда почему в этой фразе присутствует слово «глупый»? — я надавил на нее, страстно желая подраться с одним из себе подобных. Мне не помешало бы напоминание о том, что я самый сильный Оборотень в этом королевстве.

— Ох, правда? — она нахмурилась, как будто не могла вспомнить, а затем похлопала меня по руке. — Если ты ищешь Калеба, то он ушел с Тори в старую колокольню.

— Кто сказал, что я ищу Калеба? — защищаясь, сказал я.

— Ты искал, — сказала она.

— Нет, не искал, — возразил я.

— Не с помощью слов, очевидно, — сказала она. — Своими stupidi occhi da cucciolo. (п.п. глупыми щенячьими глазами).

— Чем? — потребовал я. Теперь она выводила меня из себя.

— Смотри. — Она взяла меня за руку и подтащила к окну без стекла, из которого открывался вид на руины, спускающиеся по склону горы, и указала на колокольню, где солнце сверкало на древнем бронзовом металле колокола на пике.

— На что я смотрю? — пробормотал я.

— Это. — Она вскочила на карниз окна и спрыгнула с него, бросив лианы магии земли и отмахнувшись от меня, прежде чем приземлиться на полуразрушенный балкон далеко внизу. — Увидимся позже, cucciolo stupido!

Я зарычал, отходя от окна и направляясь в туманном направлении к колокольне. Не то чтобы я действительно собирался туда идти. Но я мог прогуляться в том направлении. Я мог отправиться куда угодно. Калеб не был королем руин. Может, мне просто захотелось подняться на колокольню. Может, мне просто нравился вид оттуда. Это не имело никакого отношения к нему. Абсолютно никакого.

Трава, покрывавшая склон горы, была длинной и колыхалась под бесконечным прохладным ветерком, ее мягкие усики обвивались вокруг моих колен, когда я пробирался по ней, каждый шаг озвучивал мое приближение достаточно громко, чтобы Вампир мог легко его услышать. Дальше в горах лежал снег, и морозный воздух, доносившийся с вершины, обжигал мой нос, напоминая о тех днях в степи, о том, что я пережил, чтобы дойти до этого момента. Это сводило с ума: воспоминания о том, что я был таким беспомощным и одиноким, давили на меня, пока в голове не закружились мысли, а грудь не заболела от потребности в утешении.

Когда я подошел к колокольне, я посмотрел на древние стены, старый красноватый камень все еще почти не разрушен, древняя резьба почти неузнаваема после многих лет коррозии от ветра.

Я направился внутрь, поднялся по круто изогнутой лестнице, создав вокруг себя глушащий пузырь. Не то чтобы я пытался помешать Калебу и Тори обнаружить мое приближение или что-то в этом роде…

Я добрался до вершины башни и выглянул с последних каменных ступеней, которые вели на веранду под огромным колоколом, висевшим там.

Калеб и Тори стояли рука об руку, глядя на склон горы, и разговаривали внутри своего собственного пузыря глушения. Они стояли лицом в противоположную сторону от того пути, по которому пришел я, так что они, вероятно, даже не подозревали, что я здесь. Что здесь вообще кто-то есть. И что-то в моем нутре скрутилось, как узел, когда Калеб опустил руку ей на плечи и притянул ее ближе.

Тори не любила обниматься. Я знал это по собственному опыту, пытаясь добиться от нее объятий, но то, как она прильнула к нему и положила голову ему на грудь, заставило мои легкие перестать работать.

Он говорил с ней тихим шепотом, ласка лилась из его глаз. Я пытался разобрать по губам, что он говорит, и могу поклясться, что видел, как он сказал: «Я с тобой, милая».

У них было совместное прошлое, а теперь они сокрушались по поводу смерти Дариуса, и самыми очевидными объятиями, в которые они могли бы упасть, были объятия друг друга. Она привела сюда не Макса, не Джерри, не меня. Это был он. Человек, к которому она уже много раз обращалась за помощью, потому что между ними была связь. Возможно, до сих пор я недооценивал ее.

В горле застыл комок, а пульс неровно стучал в ушах. Мой мир рушился, земля проваливалась под ногами. Я был таким чертовым идиотом. Я был легкой добычей Калеба, когда он ломался, Оборотнем, к которому никогда не испытывали чувств фейри, с которыми он трахался. Тот, кто мог быть без эмоций с любым, кого он брал в свою постель. Я был очевидным ответом на его любопытство. Он хотел узнать, каково это — быть с парнем, так почему бы не выбрать Сета Капеллу? Он не собирался ловить чувства, он не собирался делать это неловким, он также не собирался никому рассказывать, потому что он был верным другом. Он был просто Сетом.

Тори подняла голову, обращаясь к нему, а я читал слова, пытаясь расшифровать их по ее идеальным губам. Губам, с которыми мои губы никогда не могли соперничать. «Твой член такой твердый, Калеб».

Ладно, возможно, она сказала не это, но это было все, что я мог сейчас видеть. Его огромный, пульсирующий, идеальный член, и я не хотел, чтобы он находился рядом с кем-то еще, если только он не спал, удовлетворенно посапывая в штанах, мечтая обо мне.

Я не хотел погружаться в яму ревности, не хотел сосредотачиваться на этом, в то время как Дариус лежал в гробу, становясь с каждой секундой все холоднее и холоднее. Это должно было быть последним, о чем я должен был думать. Тори была убита горем, Калеб тоже. Я просто не ожидал увидеть их здесь, разбившихся вместе, нашедших среди своих осколков что-то, за что можно ухватиться. И это было друг другом.

Мои глаза проследили за его любящей улыбкой, которую он подарил ей, и я запечатлел этот момент в своем сознании, зная, что перепишу его позже, со мной на ее месте.

Я спустился на ступеньку ниже, когда мое сердце сжалось в кулак, как бумажный шарик, и уже собирался уходить, когда раздавшийся сверху крик заставил меня остановиться. Я прищурился на солнце над горой