она примерно в три раза дешевле эквивалентной ей установки прежних систем. Ввиду отсутствия высоких давлений эксплуатация ее проще, безопаснее и экономичнее.

Наша установка дает сейчас 11 килограммов жидкого воздуха в час, хотя она работает на половинном числе оборотов компрессора. При полном числе оборотов установка должна давать 20 кг в час. Если продавать этот жидкий воздух по той цене, которую мы сейчас платим, т. е. 6 руб. за 1 кг, то, считая, что установка будет работать 300 дней в году по 20 часов в сутки, производительность такой установки будет 700 000 руб. при себестоимости не больше 100 000 руб. Следовательно, уже 10 таких установок, работающих в Союзе, сэкономят за год все расходы, затраченные страной на институт.

Но главная ценность, мне кажется, в тех идеях, которые получили доказательства своей правильности, и в перспективе улучшения техники процесса обогащения воздуха. Если это будет так, то действительную ценность трудно учесть и она только определится лет через 10–15, а тогда все уже успеют забыть о наших начинаниях.

Держать в секрете наши достижения, конечно, нелепо, так как нет сомнения, что если мы стоим на правильном пути, то по логике развития технических процессов другие инженеры и ученые придут к тем же результатам. Например, достаточно таким хорошим инженерам, как Линде, Клод и пр., прочесть это письмо, чтобы через 3–4 года получить то же, что и мы. А идей не скроешь. Вообще, правильная политика всякой сильной техники – это искать свою силу в динамике развития. Прокладывая новые пути, открыто бежать впереди и рассчитывать только на силу своих ног. Поэтому, мне кажется, следует подумать о том, чтобы взять патент за границей на основные принципы нашей работы. <…>

Если Вы решите брать эти патенты и они будут получены, я хочу, чтобы все возможные доходы пошли нашей стране. Для этого лучше с самого начала оформить передачу всех прав без исключения на патенты указанному Вами юридическому лицу. Я лично только хочу оговорить [в отношении] себя следующее: кроме [того, чтобы] давать все <…> технические сведения, необходимые для получения патентов, я был бы полностью освобожден от всех юридических, финансовых и коммерческих дел, связанных обычно с получением и дальнейшей судьбой патентов.

Далее, прошу, чтобы заявки были сделаны по возможности скорее, чтобы после них я мог бы поскорее опубликовать как теорию, а также и общее описание установки.

Ввиду потенциальной важности всех этих вопросов и их срочного характера я и написал Вам это письмо, чтобы Вы по своему усмотрению дали им то назначение, какое следует.

П. Капица

P. S. Я бы хотел отметить, что в работе по осуществлению турбины наш институтский коллектив работал с исключительным энтузиазмом и энергией. В особенности мастера. У нас, конечно, на такой работе нет сдельщины или сверхурочных часов. Но они своего времени не жалели, другой раз мне приходилось гнать их домой, прямо боясь, что они переработают. Все они принимали активное участие в конструировании деталей и дали ряд очень дельных конструктивных улучшений. Принимая во внимание, что постройка этой установки сэкономила институту не менее 100 000 руб., а также будет экономить около 70 000 руб. на расходах на жидкий воздух, я бы хотел премировать наш коллектив. Поэтому прошу Вашего указания на израсходование из средств института 15 000 руб. на премирование. Я прошу только дать разрешение скорее, так как психологически очень важно, чтобы награда совпала с достижениями. <…>

Москва. 6 апреля 1939 г.

Товарищ Молотов!

За последнее время, работая над жидким гелием вблизи абсолютного нуля, мне удалось найти ряд новых явлений, которые, возможно, прояснят одну из наиболее загадочных областей современной физики. В ближайшие месяцы я думаю опубликовать часть этих работ. Но для этого мне нужна помощь теоретика. У нас в Союзе той областью теории, которая мне нужна, владел в полном совершенстве Ландау, но беда в том, что он уже год как арестован.

Я все надеялся, что его отпустят, так как я должен прямо сказать, что не могу поверить, что Ландау государственный преступник. Я не верю этому потому, что такой блестящий и талантливый молодой ученый, как Ландау, который, несмотря на свои 30 лет, завоевал европейское имя, к тому же человек очень честолюбивый, настолько полный своими научными победами, что у него не могло быть свободной энергии, стимулов и времени для другого рода деятельности. Правда, у Ландау очень резкий язык и, злоупотребляя им, при своем уме, он нажил много врагов, которые всегда рады ему сделать неприятность. Но, при весьма его плохом характере, с которым и мне приходилось считаться, я никогда не замечал за ним каких-либо нечестных поступков.

Конечно, говоря все это, я вмешиваюсь не в свое дело, так как это область компетенции НКВД. Но все же я думаю, что я должен отметить следующее как ненормальное:

Ландау год как сидит, а следствие еще не закончено, срок для следствия ненормально длинный.

Мне, как директору учреждения, где он работает, ничего не известно, в чем его обвиняют.

Главное, вот уже год по неизвестной причине наука, как советская, так и вся мировая, лишена головы Ландау.

Ландау дохлого здоровья, и если его зря заморят, то это будет очень стыдно для нас, советских людей.

Поэтому обращаюсь к Вам с просьбами:

Нельзя ли обратить особое внимание НКВД на ускорение дела Ландау.

Если это нельзя, то, может быть, можно использовать голову Ландау для научной работы, пока он сидит в Бутырках. Говорят, с инженерами так поступают[193].

П. Капица

Москва. 10 ноября 1939 г.

Товарищ Молотов!

Несколько дней тому назад в президиуме Академии наук я выступал содокладчиком по одному вопросу. То, что я сказал, не удовлетворило президиум, и академик Деборин выступил с критикой моего доклада. Тут, конечно, нет ничего особенного, но вот о чем я хочу написать Вам. Товарищ Деборин не только сказал, что я неудовлетворительно докладывал, но что и тон (по-видимому, голос) у меня высокомерный и я, дескать, свысока смотрю на нашу советскую науку, и прочее в таком духе, явно подчеркивая, что всякому порядочному советскому ученому меня надлежит рассматривать как чуждого человека для советской науки. Переходить в спорах на личную почву вообще мерзкая манера, но в наше время так поступать партийному товарищу по отношению к беспартийному, набрасывая на него тень, по моему мнению, прямо отвратительно.

Но это не единственный случай. В феврале прошлого года академик Кржижановский поступил так же. Это было тогда, когда президиум Академии наук обсуждал вопрос о плановом снабжении. Товарищ Кржижановский сказал обо мне тогда,