Будь она неладна! Хорошо еще, что она баба одинокая, а если б замужняя? Это что ж, тогда ее мужик мог бы и харю намылить? Но хрен с ней, это пусть она сама разбирается. А вот кто мог такое наворотить?

Семен Овцов выпятил нижнюю губу, она у него стала отвислой, как у сонной лошади, устремил взгляд в землю и стал думать. Когда он думал, то всегда начинал сопеть. Засопел и на этот раз.

«Ежели агрономша?» — подумал он и представил ее, постоянно занятую, озабоченную, строгую, то в ватнике, то в пленочном плаще, деловую, — такую, что не прекословь. А он, Семен Николаевич Овцов, тоже не в дровах нашелся, чтоб всякие ее замечания терпеть. Послал ее кое-куда на уборке кукурузы, вот она, по всей вероятности, и затаила обиду. А какая может быть обида, если пошел дождь, а он в одном был пиджаке? Ну, конечно, был и выпивши. Так ведь один, что ли, такой-то? И Васька Хомутов, и Колька Сизов тоже были выпивши. Вместе по бутылке красноты высосали. Так им ничего, а к нему прицепилась. Ну и ответил. Матюкнул. Так это, чтоб была ко всем одинакова и вообще не делала ему замечаний. А так-то зачем бы ее матюкать? Ну, конечно, она обиделась. Так что, по этому судя, агрономша сочинила анонимку. Больше некому. Да, она. Точно! И Овцов уже хотел было доложить председателю сельсовета — обстоятельному человеку, солидному, не чета его секретарше, — про агрономшу, но тут, по той стороне улицы, прошла библиотекарша. И ход мыслей у Семена Овцова резко переменился. «Может, и не агрономша, — подумал он, — а вот эта самая. Ну, взял у нее книгу. Ну, затерялась она, оставил где по забывчивости, так что же теперь — и житья не давать человеку? Да и не хотел брать эту книгу. Сама навязала. Зачем навязывать-то? Ведь не просил! А теперь житья нет. Потому и послал куда следует, чтоб оставила в покое. А она обиделась». Так что, вполне возможно, библиотекарша и сочинила анонимку. Прошла и даже не поглядела в его сторону. Чует кошка, чью рыбу съела. Совесть-то еще не всю растеряла. Так что, пожалуй, она, кто больше? Вот догнать и врезать: «Как же тебе не совестно грязь такую пускать на пожилого порядочного человека? Гадина ты этакая! Неуж из-за какой-то книжонки марать можно мою личность? Эх ты, так твою перетак!»

Семен Овцов сунул сигарету в угол рта, прикурил на ветру и было направился вслед за библиотекаршей, но подумал: а что, если это не она? Тогда ведь только зря оконфузишься… Вот ведь надо же, что натворила какая-то паскудница! На кого хошь, на того и думай. В деревне-то баб с полсотни наберется. Вот и перебирай, какой из них в башку втемяшилось такое напакостить… Могла и Анна Петровна. Не дал ей лошадь — вспахать под картошку. А почему? А потому, что больно жадна. Лошадь, хоть и колхозная, а закрепленная за ним, Семеном Николаевичем Овцовым. Он отвечает. Потому и гони на полбанки, как другие делают. Так нет, все задарма норовит. Ну и не дал. Так что и она вполне может. Хотя где ей? Там все складно расписано. Даже насчет нравственного кодексу ввернуто. Нет, тут не Анна, тут кто-то пограмотней. А кто пограмотней? Если кто из учительш? Может, Валерия Леонидовна? Она давно уже на него зуб точит. Ну, была главной на выборах. Ну, пришел он без паспорта. Так что, она его в личность не знает, что ли? Ведь знает, так нет, подавай ей документ, будто за деньгами пришел, а не выполнить свой святой долг — отдать голос. Ну и не сдержался. Тут уж ничего не поделаешь, такой у него характер. Не тронь меня, и я тебя не трону, ну а если уж тронул — не взыщи! Так что он тут ни при чем. Ну, конечно, маленько выпивши был. Прежде чем проголосовать, забежал в буфет. Пиво-то у нас не каждый день бывает. Вот и выпил пять бутылок. Так что это тоже надо учитывать, на то ты и главная на выборах. К тому же — праздник. А тут, конечно, задело за живое. Как это так, не знает знакомого человека. Подавай ей паспорт. Ну, и подал так, что с того дня не здоровается. Морду воротит на сторону. Хотя это ему, Семену Николаевичу Овцову, не больно-то и нужно. Так что, вполне возможно, анонимка — ее работа. Ее, больше некому!

И Семен Овцов решительно направился к школе. Она находилась неподалеку от клуба, а до клуба рукой подать. Конечно, время было рабочее, и надо бы копнить сено — в такую пору каждый час дорог, — но какое тут может быть сено, если гвоздем сидит в сердце и сознании проклятая анонимка. «Тут уж перво-наперво надо с ней разобраться, а потом и в поле. Так и начальнику участка Гришке Фетисову доложу, если черт сутулый будет допытываться. Ему что, на него не катают анонимок, а тут вот, изволь, нервы порти себе».

Семен Овцов решительно открыл дверь школы.

Было тихо. Шли занятия.

«Не в час явился. Подождать или уж в другой раз прийти?» — подумал Овцов и хотел было повернуть, как со двора вошла уборщица.

— Эва, Катюха, здорово! — встрепенулся Овцов. — Как бы мне Валерию Леонидовну повидать?

— А чего тебе она? — спросила Екатерина Сонина и с любопытством уставилась на Овцова.

— Дак дело есть.

— Дело? — Она засмеялась. — Тогда, выходит, ты опоздал со своим делом.

— Как это опоздал?

— Да так, что ее, считай, уже месяц как нет.

— Как это нет?

— А так, что уехала она во Псков. Там теперь живет. Да тебе-то чего от нее?

— Да ничего, коли нет.

Семен Овцов задумался: «Выходит, не она. Тогда, может, кто другой из учителев настрочил? Да вроде нет. С директоршей никаких отношеньев не было, и с той, которая по физкультуре, тоже не было. Ни я к ней, ни она ко мне не подходили. Так что отношенья нормальные… Ну, ладно, коли так, то, значит, так».

— Ну, а все же, чего приходил-то?

— А тебе какое дело? Не к тебе приходил.

— Не ко мне,