«Я должна попробовать уговорить ее», — подумала Ариель, хо1Н полна безнадежности окатила ее. Пытаться образумить сумасшедшую? Доркас связала ее и приволокла на кухню. Повсюду разбросаны ножи. Ганнибал зарезан. Доркас убьет ее, совсем как гусака, и так же быстро.

— Доркас, не можешь ли ты развязать меня?

— Развяжу, только очень боюсь его. Он снова изобьет меня.

Старуха поднялась, осторожно, исподлобья озираясь.

— Посмотрю, здесь ли он, — прошептала она и осторожно ступая, шаркающими шагам вышла из кухни.

— Она больше не Доркас, — подумала Ариель. — но кто же он? — Пожалуйста, вернись и развяжи меня, — пробормотала она, но ответом было лишь молчание, молчание и запах крови.

Руки Ариели совсем онемели. Она попыталась освободиться. Несколько минут она тянула, рвала, крутила, но все напрасно. Думай, Ариель! Нужно перерезать веревки.

Она заметила кухонный нож на полке, футах в пяти над головой, сжалась в тугой комочек, и, резко развернувшись, ухитрилась встать на колени. Потом медленно, пытаясь сохранить равновесие, поднялась. Щиколотки связаны слишком туго; придется прыгать, чтобы добраться до полки.

Ариель сумела сделать два крошечных шажка и тяжело упала на бок, ударившись так сильно, что на несколько мгновений потеряла сознание. Она полежала немного, отчаянно пытаясь подавить острую боль в бедре. Отдышавшись, она снова умудрилась подняться, и на этот раз сделала три шага, прежде чем опять свалилась. Только на пятый раз они благополучно добралась до полки и протянула к ножу связанные руки.

Но не смогла дотянуться. Три дюйма. Всего три дюйма отделяло ее от проклятого ножа, от свободы. Ариель едва не вывернула руки из суставов, пытаясь достать до ножа. Бесполезно. Она попыталась найти другой. Всего их было три, и остальные — еще выше. Тяжело дыша, Ариель пыталась справиться с новым приступом безнадежного отчаяния. Она не сдастся. Берк ни за что не отступил бы.

Оглянувшись, она вновь заметила Ганнибала и поклялась отпустить на свободу всех гусей, если удастся выбраться отсюда живой и невредимой. Они такие же пленники, как и она, несчастные, бессильные, ожидающие смерти.

Конечно, это было глупо, но Ариель почувствовала, как на мгновение стало легче.

Острый край. Неужели во всей чертовой кухне ни одного острого края?

Только сейчас Ариель увидела грязь, остатки сгнившей и разлагающейся пищи на каждом столе, пыли, потеки жира.

Должно быть, Доркас направилась прямо сюда и живет в доме полторы недели, как животное, хищное и жалкое, не сознающее, что делает.

Ариель почувствовала, как по коже поползли мурашки, но в это мгновение заметила маленький кривой ножик, воткнутый между кастрюлей и рашпером на дальнем разделочном столе. Опираясь на край стола, она смогла сохранить равновесие и агонизирующе-медленно и неловко начала добираться к цели. Наконец нож оказался совсем близко, и Ариель, задыхаясь, схватила его. Сердце гулко билось, изнемогая от волнения, страха, возбуждения, надежды.

Самым трудным оказалось повернуть нож так, чтобы острый кончик рассек веревки. Она порезалась дважды, прежде чем сумела отыскать правильное положение. Взад и вперед. Взад и вперед. Еще и еще раз. Стреляющая боль пронизала запястья, но Ариель продолжала пилить, чувствуя, как ослабевают узлы.

И тут она услыхала шаги, не тихие и шаркающие, а быстрые и уверенные. Мужские шаги.

За стеной раздался громкий голос. Мужской голос. Ариель уставилась на дверь, не в силах отвести глаз.

— Ну и ну! Подумать только, я-то был уверен, что старуха все сочиняет. Здравствуй, моя дорогая девочка.

Ариель почему-то совсем не удивилась.

— Этьен, — выдохнула она, с трудом шевеля пересохшими губами, чувствуя, как поддаются веревки, но держа руки абсолютно неподвижно, застыв как статуя, боясь, что он заподозрит неладное, страшась, что по ее лицу угадает все.

— Могу я спросить, что ты делаешь?

— Ничего. Просто не могла лежать на полу и дышать запахом крови.

— Понимаю, — кивнул Этьен.

— Лучше объясни, что ты здесь делаешь. Он улыбнулся, явно сознавая, что Ариель напугана. Этот страх перед ним стал ее неотъемлемой сущностью. Этьен думал, и размышлял, и строил планы до тех пор, пока он и Эван не начали напиваться каждый вечер до потери сознания. Как заполучить ее? Как похитить из тщательно охраняемой, укрепленной крепости, какой представлялся ему Рейвнсуорт Эбби?

И вот она оказалась здесь, связанная, беспомощная, ожидающая его приговора.

Этьен, не в силах сдержаться, громко, радостно рассмеялся и, войдя в кухню, облокотился о стол, скрестив на груди руки.

— Я уже несколько дней живу здесь. Составляю, если можно так выразиться, опись имущества. В конце концов мой отец был владельцем Рендел-холла и всей обстановки, как и его отец до него. Я возьму все, что захочу, это будет только честно и справедлива. Что же касается твоего брата… думаю, старина Эван отчаялся заполучить тебя. Никогда не видел его в таком бешенстве, как в тот день, когда он вернулся в Лесли-фарм с распухшим носом и в синяках. Твой муж неплохо поработал.

— Я врезала Эвану по носу.

Этьен почему-то мгновенно встрепенулся:

— Ты? — недоверчиво спросил он, но тут же рассмеялся:

— Клянусь всеми святыми, это великолепно! Ну что ж, хорошо, что ты сейчас со мной, а не с братом. Он не джентльмен, Ариель, совсем не джентльмен.

— Это ты заставил бедняжку Доркас прийти сюда?

— Я? Совсем нет. Добравшись в Рендел-холл, я обнаружил, что она уже живет здесь. Правду сказать, я не возражал, потому что она подала мне надежду снопа увидеть тебя. Я решил, что ты рано или поздно придешь сюда, думая обнаружить старую ведьму, поскольку, как и все, слышал, что твой драгоценный муженек послал людей на розыски. Поэтому позволил ей остаться. Не наверху, конечно, уж слишком она грязна, а на кухне. Она здесь неплохо справляется.

Этьен поглядел на тушку гуся.

— Наш ужин, насколько я понимаю. Нужно было сказать, чтобы она резала птицу на улице. Запах просто невыносимый.

— Мой муж скоро придет за мной, Этьен. Ты должен освободить меня и позволить увести Доркас с собой. Она больна, и требует ухода.

Ариель снова попыталась растянуть путы. Веревки соскользнули ниже и совсем ослабли. Она была почти свободна.

— Что это? Жалость к старой дуре? После того как она пыталась убить тебя и едва не послала твоего дорогого мужа на небеса? Ах, какая неземная доброта и милосердие! Совершенно тошнотворные, должен заметить. Нет, дорогая, я не собираюсь расставаться с тобой. Ты будешь моей гостьей. Да, мне нравится это слово. Именно гостьей. Конечно, рано или поздно я возьму за тебя выкуп. Твой муж — человек богатый, и дорого заплатит за тебя; по крайней мере, лучше ему сделать это, если желает видеть свою женушку живой и невредимой.