Поговорим о том, какие соображения в отношении продолжения войны имелись у немецкой стороны после успешного окончания кампании на Западе. Сначала Гитлер обратился к Великобритании с известным мирным предложением, которое было по инициативе Черчилля отклонено. В очередной раз можно сказать: «Difficile est satiram non scribere»! То, что по сему поводу пишется, для каждого, кто не посвящен в эту захватывающую материю, должно и в самом деле представляться сатирой!

Гитлер пошел бы в отношении условий мирного урегулирования навстречу англичанам так далеко, как это было бы вообще возможно. Визионер в нем все еще надеялся на взаимопонимание с Великобританией. Лишь в последний момент он последовал предложению отца договориться с русскими, однако, по сути, так и не расстался с надеждой этим ходом образумить британцев и обрести возможность прийти к соглашению с ними. Для соглашения с Англией Гитлер и теперь еще сделал бы многое. Из разговоров с родителями я воспринял возможную готовность восстановить Польшу в определенных границах.

Мирные предложения Великобритании в его речи в рейхстаге в июле 1940 года были, без сомнения, сделаны с искренними намерениями, тем более что, как детально описывает историк Штефан Шайль[330], параллельно британскому послу в Вашингтоне лорду Лотиану были переданы конкретные условия. Лотиан нашел немецкие условия «в высшей степени удовлетворительными», но в Лондоне это никого не заботило. Вновь Великобритания получила шанс сохранить свою независимость и империю. Черчилль несет ответственность за то, что эта возможность была упущена. Тем самым было возвещено начало конца империи[331].

Алан Кларк, историк и бывший военный министр в кабинете Маргарет Тэтчер, в большой статье в «Таймс» выразил то мнение, которое имеет ныне о Черчилле и английской политике в отношении Германского рейха обладающий ясным взглядом и независимо думающий англичанин. Воспринять его мысли очень поучительно[332].

Описав разногласия в Консервативной партии, которые могли вспыхнуть в результате надвигавшегося поражения во Франции в 1940 году и которые были подавлены Черчиллем с жесткостью и при помощи «не слишком объективной» риторики, Кларк продолжает:

«Поражение Гитлера было его (Черчилля) «raison d’être» (оправданием существования), эта цель ступень за ступенью, наперекор всем прогнозам, вознесла его наверх из политического ничтожества к посту премьер-министра. (…)»

Не однажды представлялись подходящие случаи, при которых рационально мыслящий глава правительства мог бы достичь разумных и, в конечном итоге, очень благоприятных условий от Германии. Гитлер в июле 1940 года и в самом деле предложил мир, еще до Битвы за Британию. После победы RAF (Royal Air Force) немецкие условия все еще оставались в силе, однако теперь чаша весов склонилась больше в пользу англичан. Весной 1941 года, после поражения итальянцев в Африке, Великобритания вновь укрепила свою военную позицию и еще не отправила все свои золотые запасы Америке. Гитлер хотел обеспечить свой фланг прежде, чем напасть на Россию. Гесс, его заместитель, вылетел — без приглашения — в Великобританию с условиями. Черчилль, осознававший опасность (для своей политики), отказался говорить с ним и удержал в тайне (при пособничестве истеблишмента) данные и документы.

Это был крестный путь, ведь если бы Великобритания в апреле 1941 года была готова к миру, она могла бы перебазировать флот и «Спитфайеры» в Сингапур. Японцы не напали бы, и часть Британской империи на Дальнем Востоке была бы для нас сохранена. Однако Черчиллю все это казалось несущественным в сравнении с победой над Гитлером. Он осознавал, что полная победа над Гитлером была возможна только благодаря вступлению в войну США. Его могли вызвать только японцы, так зачем же их останавливать?

Унижение Великобритании перед США коренится в этой одержимости. Базы в Вест-Индии были переданы американцам; рынки, зарезервированные для британского экспорта, были открыты; весь портфель британских инвестиций (в основном частных) был ликвидирован.

«Приятный списочек, — заметил Рузвельт, когда британский посол передал его ему. — Мужики, вы пока еще не обанкротились!» (…)

Каждый в Консервативной партии, кто понимал, что происходит, пришел в ужас. Даже Бивербрук и Бракен не чувствовали себя комфортно в своей шкуре и жаловались ему (Уинстону Черчиллю). (…)

Когда война для Великобритании завершилась, страна была банкротом. Ничего не осталось от заморских владений. Без огромных и преступных долгов мы бы голодали. (…) Империя была ликвидирована. Страны Содружества видели свое доверие обманутым, и своих солдат бессмысленно принесенными в жертву (…).

К этой статье в солидной «Таймс» добавлять ничего не нужно. Она была написана видным членом партии, к которой принадлежал также и Черчилль. Кларк, как историк и военный министр в кабинете Маргарет Тэтчер, безусловно, не может быть заподозрен в недостаточном внимании к британским интересам или в чрезмерном германофильстве. Но останемся при сатире: Черчилль пожертвовал мировой империей ради уничтожения Германии как фактора власти, в свою очередь, Гитлер восхищался этой империей и сделал бы все, чтобы сохранить ее, если бы разумное соглашение между Германией и Британской империей было бы достижимо.

Я уже рассказал о слухах, распространявшихся госсекретарем отца Вайцзеккером как в Германии, так и за рубежом, будто отец превратно информирует и консультирует Гитлера в том смысле, что Великобритания не будет бороться за свои интересы. Отец знал об этих слухах, не будучи в состоянии локализировать их «источник». Он высказал свое мнение по поводу этих ложных утверждений уже в 1941 году (26 ноября) в речи перед собравшимися в Берлине главами европейских государств. В этой речи отец коснулся также британской политики в отношении рейха. Изложив попытки германской стороны достичь взаимопонимания, он заявил:

«(…) Кто отвергает такие однозначно выгодные предложения, тот решился на войну! Это было наше убеждение. Я охотно предоставлю суду будущего вопрос о правоте всезнающих английских пропагандистов, утверждающих, что я, не зная английской сути и не понимая английского характера, докладывал фюреру, будто Англия никогда не станет воевать. Но будущее решит также и относительно чего-то еще гораздо более важного, а именно, проводили ли тогда английские государственные деятели мудрую политику или нет. Я, со своей стороны, думаю, что оно уже решило».