Автобусы, трамваи, такси, тротуары, поезда надземной железной дороги, проносившиеся над головой, были так забиты людьми, что Еве невольно пришло в голову: осталась ли хоть одна живая душа за пределами Манхэттена?

Увидев на улицах множество детей на роликовых коньках, скейтбордах, велосипедах и мопедах, она поняла, что школы тоже закрыты.

Надо бы принять какой-то закон на этот счет.

Оживились и беспатентные уличные торговцы, предлагавшие дешевые копии дизайнерской одежды, электронику «серой» сборки, наручные часы, которые показывали время ровно до тех пор, пока продавец по завершении сделки не растворялся в толпе.

Пусть покупатели сами заботятся о себе, раздраженно подумала Ева.

Ей пришлось затормозить, когда такси в соседнем ряду попыталось перестроиться и задело арендованный седан. С тяжелым вздохом Ева вытащила рацию, чтобы доложить о происшествии дорожной инспекции. Этим она и намеревалась ограничиться, но не тут-то было. Водительница седана, внушительная особа, выскочила на мостовую, завизжала и забарабанила кулаками по капоту такси.

Это заставило таксиста тоже выскочить наружу, и — не повезло, так не повезло! — таксист тоже оказался женщиной. Словесная перепалка мгновенно переросла в рукопашную.

Загудели клаксоны, раздались крики, многие зеваки на тротуаре начали подбадривать дерущихся и «болеть» за ту или другую сторону.

На глазах у Евы один расторопный лоточник организовал тотализатор. Что за город!

— Стоп, стоп, стоп!

Обе женщины обернулись на крик Евы, дама из седана схватила миниатюрную сирену в виде украшения на цепочке, висевшую у нее на шее.

— Стой! — вскрикнула Ева, но ее голос потонул в оглушительном вое сирены.

— Я знаю, что это такое, знаю, что вы задумали! — Женщина опять нажала на кнопку, и у Евы заслезились глаза от душераздирающего воя. — Я знаю, какие аферы вы тут проворачиваете, в этом богом забытом городе! Думаете, если мы из Миннесоты, мы уж и не знаем, что к чему? Полиция! Полиция!

—Я по…

На руке у дамы висела сумка величиной с ее родной штат. Она размахнулась ею как пращой и попала Еве прямо по лицу. Перед глазами у Евы вспыхнул целый фейерверк искр. И не будучи пращой, сумка, судя по всему, была начинена камнями из того самого родного штата.

Увлекаемая инерцией женщина совершила полный оборот и атаковала таксистку, но та была готова к нападению и ловко отскочила.

— Полиция! Полиция! Меня грабят прямо на улице средь бела дня! Где же эта чертова полиция?

— Сейчас ты у меня ляжешь прямо на улице средь бела дня, — предупредила Ева, уклоняясь от сумки и вытаскивая жетон. — Я — эта долбаная полиция в этом богом забытом городе, и какого черта ты тут делаешь, в моем мире?

— Липа! Думаешь, я не отличу липовый жетон только потому, что я из Миннесоты?

Когда она размахнулась для нового удара, Ева выхватила оружие.

— Может, и это тоже липа? Хочешь пари, дура из Миннесоты?

Веса в ней было не меньше ста семидесяти фунтов. Несколько секунд она таращилась на оружие, потом ее глаза закатились, и она начала оседать. При этом она придавила собой таксистку, весившую не больше ста десяти фунтов в полной экипировке.

Ева мрачно взглянула на беспорядочную мешанину рук и ног на мостовой. И тут опустилось боковое стекло седана.

— Мамочка! Она убила мою мамочку!

Заглянув внутрь, Ева убедилась, что седан битком набит детьми. Она даже не стала их пересчитывать. Они все орали благим матом или заливались слезами, опережая по децибелам мамочкину сирену.

— Сучье пекло. — Это выражение она подцепила у Рорка, и сейчас оно показалось ей самым подходящим. — Никого я не убивала. Она упала в обморок. Я полицейский. — Ева поднесла жетон к окну.

Крик и плач внутри ничуть не стихли. Таксистка, явно оглушенная, зашевелилась и попыталась выползти из-под придавившей ее туши.

— Да я и задела-то ее совсем чуть-чуть. — В ее голосе чувствовался такой густой нью-йоркский акцент, что его можно было резать ножом. Ева сразу прониклась к ней теплым чувством. — И вы же видели, вы же видели, она начала колотить по моему капоту. И она меня первая толкнула. Вы же видели.

— Да.

— Здорово она вас огрела. Ух, какой у вас синяк будет! Чертовы туристы! Эй, дети, а ну молчать! Цела ваша мамаша. Я кому говорю, закрой хлебало! Живо!

Вопли перешли во всхлипывания.

— Отличная работа, — похвалила Ева.

— У меня самой таких двое. — Таксистка почесала свой ушибленный зад, пожала плечами. — Просто надо знать, как с ними справляться.

Они немного постояли, глядя на поверженную воительницу. Она уже начала стонать. А кругом истерически надрывались автомобильные клаксоны и нетерпеливые водители, обозленные затором. Двое патрульных в форме пробились сквозь толпу. Ева подняла жетон.

— Стукнулись бамперами. Такси и прокатная. Видимых повреждений нет.

— А с этой что? — спросил один из патрульных, кивнув на женщину, которая пыталась сесть.

— Распсиховалась, врезала мне, отключилась.

— Хотите, мы доставим ее в участок за нападение на офицера?

— Да пошла она. Просто поднимите ее, загрузите в машину, и пусть катится отсюда ко всем чертям. Будет шум поднимать насчет столкновения или вздумает в суд подавать, скажите ей, чтобы угомонилась, а не то проведет День благодарения в камере за вооруженное нападение. — Ева присела и снова сунула жетон под нос женщине. — Ты это слышала? До тебя хоть что-нибудь дошло? Сделай нам всем одолжение и себе тоже. Садись в свой прокатный драндулет и езжай. Далеко и прямо. Добро пожаловать в богом забытый Нью-Йорк, — добавила она, выпрямляясь. Потом ее взгляд упал на таксистку. — Вы пострадали при падении?

— Черт с ней. Не в первый раз задницу отшибаю. Она не будет шум поднимать, тогда и я не буду. У меня есть дела поважнее.

— Отлично. Офицеры, теперь это ваша вечеринка.

Ева забралась в свою машину и проверила лицо в зеркале заднего вида, пока пережидала красный свет. Синяк расцветал по всей скуле до виска.

«Люди — главная угроза человечеству», — сложилась формула у нее в уме.

Хотя лицо пульсировало от боли, она свернула к дому Айкона. У нее появились новые вопросы к Авриль.

Дверь открыл, сверившись с ее удостоверением, один из полицейских роботов.

— Где они?

— Две наверху с детьми, там с ними мой напарник. Одна в кухне. Никаких попыток бежать, никаких внешних контактов.

— Будь наготове, — приказала Ева и прошла через дом в кухню.

Авриль вытягивала из духовки противень с печеньем. Одета она была по-домашнему: черные брючки, голубой свитер, роскошные волосы стянуты в хвост на затылке.