8 августа 1648 года янычары заставили сумасшедшего Ибрагима отречься от престола в пользу Мехмеда IV. Последнего мало что интересовало, кроме охоты, – однако он стал последним султаном, при котором Османская империя все еще представляла угрозу Европе. С 1683 года временный успех в европейских войнах Порты сменился систематическими поражениями – и спустя четыре года Мехмед лишился трона. Дворцовый переворот не обошелся без янычар.

Следующий султан, Сулейман II, очень религиозный человек, проводил бóльшую часть времени в молитвах; правление Ахмеда II было коротким и неудачным, а Мустафу II свергли янычары. Аналогичная участь постигла Ахмеда III: просвещенная Эпоха тюльпанов требовала огромных затрат, цены и налоги стремительно росли – но в столице днем и ночью проводились празднества. Пока султан наслаждался соловьиным пением в саду Топкапы, в питейных заведениях Галаты собирались недовольные. 28 сентября 1730 года возмущение торговцев и ремесленников вылилось в восстание под предводительством бывшего матроса и янычара Патрона Халила.

Патрона Халил был албанцем; его настоящее имя – Хорпештели Халил. Прозвище он получил в честь корабля, на котором служил. В Стамбуле Халил работал банщиком, торговал вразнос и посещал галатские кабаки – там встречались горожане, не одобрявшие политику Ахмеда III. Летом 1730 года албанец со своими единомышленниками разработал план революции. 28 сентября бунтовщики прошли по османской столице, выкрикивая антиправительственные лозунги. В мечети Баязид Халил объявил о восстании.

К мятежникам присоединились многочисленные стамбульцы – и толпа направилась в Ускюдар, где на тот момент находились султан и великий визирь Невшехирли Дамад Ибрагим-паша. Янычары примкнули к восставшим. На следующий день, 29 сентября, бунтовщики контролировали Стамбул. Патрона Халил приказал разграбить город, его соратники убивали всех несогласных. Среди жертв мятежа оказался Ахмед Недим – придворный поэт и голос Эпохи тюльпанов. Его трагическая гибель символизировала конец культурных реформ в Блистательной Порте. Столица погрузилась в хаос. Горожане, охваченные массовой истерией, громили всё на своем пути. Ахмед III пребывал в растерянности – за Халилом шла вся чернь Стамбула.

Наконец, падишах решился на переговоры. Толпа жаждала крови великого визиря, его зятьев, шейх-уль-ислама и еще 34 вельмож. Тогда султанские слуги вынесли из сокровищницы Топкапы священное знамя пророка, и Ахмед III призвал всех мусульман сплотиться вокруг него. Это была старая хитрость, которую успешно применил Мехмед IV (дед Ахмеда) во время бунта 1651 года. Но в 1730 году уловка не сработала, и мятежники осадили дворец. Приближенные султана настаивали на выдаче Дамада Ибрагима-паши; главный черный евнух отобрал у него государственную печать. Обескураженный Ахмед велел казнить великого визиря и его зятьев, но экзекуцию откладывали, пока повстанцы не начали штурм Топкапы. Лишь после этого приговоры были приведены в исполнение. Трупы передали толпе, которая пронесла их по всему городу.

Казнь великого визиря не остановила бунтовщиков – напротив, они осознали свою значимость и потребовали смещения султана. Ахмед III не стал сопротивляться – он спокойно пришел к своему племяннику Махмуду и предложил ему трон Османской империи. Поведение падишаха минимизировало неблагоприятные последствия – город почти не пострадал от разрушений. Патрона Халил лично присутствовал при опоясывании нового монарха мечом Османа в мечети Эйюп Султан.

Взойдя на престол, Махмуд I небезосновательно боялся переворота. В сентябре 1731 года. Патрона Халила убили по распоряжению султана; восстание его сторонников было жестоко подавлено. Всего Махмуд приказал уничтожить более 7 тыс. человек – и это сделали опомнившиеся янычары. Опасаясь расправы, они всячески стремились вернуть доверие повелителя. Но падишах, наученный горьким опытом своих предков, решил модернизировать армию по европейскому образцу и пригласил в Стамбул графа Клода Александра де Бонне-валя. Современники отзывались об этом французском авантюристе как о «человеке с большими способностями к военному делу, совершенно беспутном и большом разбойнике». Казанова, навестивший новоиспеченного султанского подданного в его стамбульском особняке, вспоминал, что в шкафах графской библиотеки вместо книг стояли ряды винных бутылок.

Бонневаль получил придворный чин, назвался Ахмедом-пашой и принял ислам. Махмуд I разрешил графу пить алкоголь и позволил выписать из Европы штат поваров. В архивах Топкапы сохранились портреты французского аристократа в одежде оттоманского сановника. Несмотря на неоспоримые привилегии, Бонневаль жаловался Казанове: «Единственная индульгенция, которую я испрашивал и получил, это освобождение от обрезания… в моем возрасте эта операция могла бы быть опасной».

Янычарам сразу не понравился новый советник Махмуда, и они выступили против военной реформы. Бонневаль успел рассориться с султаном и был изгнан в отдаленный район империи, где и умер в 1747 году. Конфликт падишаха со «львами ислама» сказался на итогах неудачных для Порты войн с Ираном в 1731–1735 годах и 1741–1746 годах. Янычары понимали, что Махмуд ищет замену их оджаку.

13 декабря 1754 года Махмуда I сменил Осман III. Он провел в ка-фесе полвека, ненавидел музыку и женщин, за три года правления казнил семь великих визирей и скоропостижно скончался от инсульта, о чем никто особенно не пожалел. Его преемник Мустафа III зарекомендовал себя как осторожный и дальновидный политик. Он пытался обновить армию и государственный аппарат, но столкнулся с упрямством янычар и не сумел преодолеть глубокий системный кризис, поразивший Высокую Порту на заре XVIII века. При следующем султане Абдул-Хамиде I экономическое положение Османской империи оказалось настолько плачевным, что янычарам перестали выплачивать жалованье.

Это было смертельно опасно: еще в 1585 году Мурад III провел девальвацию акче. Курс османской валюты по отношению к венецианскому дукату (денежной единице, на которую равнялись в Порте) вырос в 2 раза (с 60 до 120 акче за дукат) – но жалованье оджака осталось прежним. В 1589 году «львы ислама» восстали и потребовали увеличения денежного довольствия и смерти для нескольких финансовых чиновников. Мурад III был вынужден подчиниться.

С конца XVI века оджак регулярно бунтовал по экономическим причинам. Девальвация стала для османского государства бомбой замедленного действия: убытки от чеканки денег по пониженному стандарту могли компенсироваться только военной добычей, но войны Порты уже не были победоносными. Империя попала в замкнутый круг – и теперь, во второй половине XVIII века, «львы ислама» вновь угрожающе роптали и с плохо скрываемым недовольством присматривались к новому монарху – Селиму III.

Неприязнь была взаимной. Селим III получил от своих предшественников ослабленное государство, пустую казну, проблемы с оджаком и очередную Русско-турецкую войну, которая завершилась в январе 1792 года подписанием Ясского мирного договора – крайне невыгодного для османов. Злоключения Селима продолжались: летом 1798 года начался Египетский поход Наполеона Бонапарта. 2 июля его армия высадились на побережье Средиземного моря возле Александрии – и Порта оказалась втянута в войну с Францией. По мнению немецкого историка Юргена Остерхаммеля, вторжение Наполеона в Египет поколебало политическую систему его сюзерена – Османской империи. Учитывая эти события, султан смог приступить к задуманным реформам только в 1802 году.