Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Судьбоносной» оказалась встреча в Берлине с Александром Сидоренко. Мы с ним познакомились в 1976 году на съезде геронтологов в Киеве, когда он работал в Институте геронтологии в лаборатории Г. М. Бутенко и занимался иммунологией старения, защитил кандидатскую диссертацию. Мы часто виделись на многочисленных геронтологических конференциях. В один прекрасный день его судьба коренным образом изменилась. Заболел директор института академик Д. Ф. Чеботарев, и тогда из Отдела (программы) по проблемам старения ООН, располагавшегося в те годы в Вене, отозвали возглавлявшего этот Отдел В. В. Безрукова, которого и назначили директором Института геронтологии. На место Безрукова командировали Александра Сидоренко. Вскоре офис Программы старения перевели в Нью-Йорк, где находится Штаб-квартира ООН. Так Саша стал «американцем». Мы несколько лет не виделись и искренне были рады встрече в Берлине. Сидоренко рассказал мне о планах его Программы совместно с МАГ подготовить «Программу по исследованиям старения в XXI веке», которая легла бы в основу Международного плана действий в отношении старения. Этот план предстояло принять в 2002 году в Мадриде на Всемирной ассамблее по старению. Они с Гари Эндрюсом подбирали команду для подготовки этих документов и предложили мне участвовать в работе международной группы экспертов. Конечно же, основную роль в решении пригласить меня в «команду» экспертов сыграло то обстоятельство, что я имел опыт работы в Международной программе химической безопасности ВОЗ, участвовал в трех проектах этой программы, а в последнем из них («Принципы оценки безопасности химических веществ для пожилых людей») был одним из руководителей проекта.
Программа научных исследований по проблемам старения в XXI веке
Первое совещание по этому грандиозному проекту состоялось в феврале 1999 года в Нью-Йорке, и в нём я не участвовал. Моя работа в этом проекте началась после Берлинского конгресса. Я принял участие во втором совещании, которое проходило в Штаб-квартире ООН в Нью-Йорке 10–12 ноября 1999 года. В нем участвовали, наряду с А. Сидоренко и Г. Эндрюсом, Г. М. Бутенко, Алан Уолкер и Том Кирквуд из Англии, Жан-Мария Робин из Франции, Тони Антонучи и Кевин Кинсела из США, индиец П. Рамамурти, Ирена Хоскинс из Женевы, представлявшая Программу старения ВОЗ, и еще несколько специалистов из разных стран.
К началу совещания руководители попросили подготовить рабочие документы по разным направлениям Программы. Мне был поручен раздел «Фундаментальные исследования по ассоциированным с возрастом заболеваниям», Тому Кирквуду – «Биомедицинские науки и старение человека: возможности и вызовы». Всех участников совещания разбили на группы по интересам, и интенсивнейшая работа шла в этих «командах». Ежедневно утром и вечером все собирались вместе и докладывали о проделанной за день работе. В результате был подготовлен первый черновой вариант Программы, работа над которым продолжалась вплоть до декабря 2001 года, когда на совещании в курортном городке Сальсомаджиоре, близ Пармы в Италии, комитет экспертов принял её окончательную редакцию. Я считаю нашей с Томом Кирквудом общей заслугой то, что в Программу были включены пункты о необходимости фундаментальных исследований по биологии старения, которым большинство экспертов, работая в областях прежде всего социальной геронтологии, демографии и гериатрии, не уделяли должного внимания. На последнем заседании совещания я предложил опубликовать Программу в нашем журнале «Успехи геронтологии», что было с благодарностью принято. Документ на английском языке был опубликован летом 2001 года в 7-м выпуске журнала[123]. Лишь через несколько месяцев Программа была издана Штаб-квартирой ООН в Нью-Йорке.
Генетика старения и пептиды
Нам с В. Х. Хавинсоном было ясно, что необходимо изучить влияние пептидов на экспрессию генов. Здесь мог помочь мой друг профессор Евгений Иосифович Шварц – тёзка знаменитого драматурга. Евгений заведовал отделом молекулярной биологии в ПИЯФе – Петербургском институте ядерной физики РАН в Гатчине, а также кафедрой генетики в Педиатрической медицинской академии. Шварц был одним из ведущих специалистов страны по молекулярной генетике, публиковался преимущественно в международных журналах. У Шварца начинал свой путь в науке мой сын Сергей, который работал у него с 3-го курса института. Знания и навыки, которые получил Сергей в лаборатории Шварца, сыграли, на мой взгляд, решающую роль в выборе им научной специальности и, наверное, во всей его последующей научной карьере.
Шварц весьма скептически относился к работам Хавинсона, и мне с трудом удалось уговорить его встретиться с Владимиром. Обаяние же Хавинсона и научное любопытство Шварца преодолели его скепсис. Началось их реальное сотрудничество, закончившееся диссертацией Дины Соловьевой и введением генетического паспорта в систему профилактики преждевременного старения, разрабатываемую в Институте биорегуляции и геронтологии. После безвременной кончины Е. И. Шварца от инфаркта миокарда, исследования по этому направлению были продолжены под руководством проф. В. Г. Горбуновой.
Важнейшие данные о способности синтетического пептида эпиталона подавлять экспрессию онкогена HER-2/neu были получены нами совместно с Клаудио Франчески и Мауро Провинциали из итальянского Национального института изучения старения в Анконе, откуда и были привезены трансгенные мыши с этим онкогеном[124]. По договоренности с Ирмгард Иренберг-Фибигер, в её лабораторию молекулярной геронтологии при Женевском университете поехал Игорь Бондарев, который установил способность эпиталона вызывать элонгацию теломер и преодолевать лимит Хейфлика в культуре эмбриональных фибробластов человека[125].
Одними из важнейших результатов стали данные, полученные моим сыном Сергеем, который несколько лет работал в Балтиморе в Геронтологическом исследовательском центре Национального института старения, входящего в систему Национального института здоровья США. Мне удалось договориться с Эдом Лакаттой – заведующим отделом молекулярной кардиологии, где работал Сергей,