Они продали свой старый дом в Паунале и купили более престижный в Ярмуте. Груди Дарси, такие маленькие, упругие и высокие в молодости — она вообще считала их своим самым главным достоинством и никогда не хотела походить на пышногрудых официанток ресторанной сети «Хутерс», — теперь стали больше, утратили упругость и, конечно, немного обвисли, что сразу было заметно, стоило ей снять бюстгальтер. Но все равно Боб время от времени подкрадывался сзади и клал на них ладони. После приятной прелюдии в спальне наверху с видом на мирную полоску их небольшого участка они по-прежнему время от времени занимались любовью. Он нередко, но не всегда, слишком быстро достигал оргазма, и если она при этом оставалась неудовлетворенной, то все равно «нередко» не означало «всегда». К тому же умиротворение, которое она ощущала после секса, когда муж, теплый и расслабленный после полученной разрядки, погружался в сон в ее объятиях, она испытывала всегда. Это умиротворение, по ее мнению, было во многом связано с тем, что после стольких лет они по-прежнему жили вместе, приближались к серебряной свадьбе и все у них было хорошо.

В 2009 году, через двадцать пять лет после свадебной церемонии в маленькой баптистской церквушке, которую к тому времени успели снести и построить на ее месте парковку для машин, Донни и Петра закатили для них настоящий пир в ресторане «Бэрчиз» в Касл-Вью. Больше полусотни гостей, дорогое шампанское, бифштекс из вырезки, огромный торт. Юбиляры танцевали под звуки «Свободен» — той же песни Кенни Логгинса, что и на своей свадьбе. Гости дружно зааплодировали, когда Боб сделал ловкое па, — Дарси уже и забыла, что он так может, но теперь невольно позавидовала. Хоть у него и появилось брюшко, а на макушке сверкала лысина, которой он не мог не стесняться, ему удалось сохранить столь редкие для бухгалтеров легкость и пластичность движений.

Но все самое яркое в их жизни осталось в прошлом и годилось для прощальных речей на похоронах, а они еще были слишком молоды, чтобы думать о смерти. Кроме того, воспоминания совсем не учитывали мелочей, из которых складывалась супружеская жизнь, проявления заботы и участия, которое, по ее глубокому убеждению, как раз и было тем самым, что делает брак прочным. Когда Дарси отравилась однажды креветками и, заливаясь слезами, всю ночь содрогалась от приступов рвоты, сидя на краю кровати с мокрыми от пота и прилипшими к затылку волосами, Боб не отходил от нее ни на шаг. Он терпеливо таскал тазик с рвотными массами в ванную комнату и споласкивал, чтобы «запах рвоты не провоцировал новых приступов», как он объяснял. В шесть утра он уже завел машину, чтобы отвезти Дарси в больницу, но, к счастью, ей стало легче — ужасная тошнота отпустила. Сказавшись больным, он не пошел на работу и отменил поход со скаутами на Уайт-Ривер, чтобы остаться дома, на случай если Дарси снова станет нехорошо.

Такое проявление внимания и участия было в их семье взаимным, по принципу «За добро добром платят». В 1994-м или 1995-м она просидела всю ночь в приемном покое больницы Святого Стефана, ожидая результатов биопсии подозрительного уплотнения, которое образовалось у него в левой подмышке. Как выяснилось, это было просто затянувшееся воспаление лимфоузла, которое благополучно прошло само по себе.

Сквозь неплотно прикрытую дверь в ванную видно сборник кроссвордов на коленях сидящего на стульчаке мужа. Запах одеколона означает, что пару дней внедорожника перед домом не будет, а спать Дарси придется в одиночестве, потому что мужу предстоит заниматься счетами клиента в Нью-Гемпшире или Вермонте: теперь «Бенсон, Бейкон и Андерсон» имели клиентуру по всей Новой Англии. Иногда запах одеколона означал поездку для ознакомления с коллекцией монет на распродаже имущества: они оба понимали, что не все монеты для их побочного бизнеса можно достать, полагаясь на Интернет. Потертый черный чемодан в прихожей, с которым Боб не желал расставаться, несмотря на все ее уговоры. Его шлепанцы у кровати, обязательно вставленные один в другой. Стакан воды и оранжевая таблетка витаминов на свежем номере ежемесячника «Монеты и нумизматика», который лежит на тумбочке с его стороны. Это так же неизменно, как то, что при отрыжке он произносит: «Снаружи больше воздуха, чем внутри», или: «Берегись! Газовая атака!», когда портит воздух. Его пальто всегда висит на первом крючке вешалки. Отражение в зеркале его зубной щетки — Дарси не сомневалась, что если бы она их регулярно не меняла, муж продолжал бы пользоваться той, что была у него в день свадьбы. Его привычка после отправления в рот каждого второго или третьего куска пищи обязательно вытирать салфеткой губы. Методичные сборы снаряжения, с обязательным запасным компасом, перед тем как они со Стэном поведут в поход группу девятилетних ребятишек по «Тропе мертвеца», — опасное путешествие через лес, которое начиналось за торговым комплексом «Голден-Гроув» и заканчивалось у «Мира подержанных автомобилей» Уайнберга. Ногти Боба — всегда коротко остриженные и чистые. Запах жвачки всегда отчетливо чувствуется при поцелуях. Все это наряду с тысячей других мелочей и составляло тайную историю их семейной жизни.

Дарси не сомневалась, что и у мужа сформировался схожий образ ее самой. Например, отдающий корицей запах защитной помады для губ, которой она пользовалась зимой. Или аромат шампуня, который он улавливал, когда терся носом о ее шею сзади — сейчас такое случалось редко, но все же случалось. Или клацанье клавиатуры на ее компьютере в два часа ночи, когда пару дней в месяц ее неожиданно одолевала бессонница.

Их брак длился двадцать семь лет или — как она шутки ради подсчитала с помощью калькулятора на компьютере — девять тысяч восемьсот пятьдесят пять дней. Почти четверть миллиона часов или больше четырнадцати миллионов минут. Конечно, отсюда можно вычесть его командировки и ее собственные редкие поездки — самая печальная была с родителями в Миннеаполис, когда хоронили ее младшую сестру Брендолин, погибшую в аварии. Но все остальное время они не разлучались.

Знала ли она о нем все? Конечно, нет. Как и он о ней. Например, Боб понятия не имел, что иногда, особенно дождливыми днями или бессонными ночами, она жадно поглощала шоколадные батончики в невероятных количествах, не в силах остановиться, хотя подступала тошнота. Или что новый почтальон казался ей привлекательным. Знать все было невозможно, но Дарси считала, что после двадцати семи лет брака они знали друг о друге главное. Их брак был удачным и входил в те пятьдесят процентов, что не распадаются и длятся очень долго. Она верила в это так же безусловно, как и в силу притяжения, которая удерживает ее на земле и не позволяет взмыть вверх при ходьбе.

Так было до той ночи в гараже.

Пульт дистанционного управления телевизором перестал работать, а в ящике слева от раковины не оказалось нужных батареек размера «АА». Там лежали средние и большие «бочонки», и даже маленькие круглые батарейки, но нужных не было! Дарси отправилась в гараж, поскольку знала: Боб точно держал там упаковку, — а в результате изменилась вся ее жизнь. Так бывает с канатоходцем, чей единственный неверный шаг оборачивается падением с огромной высоты.

Кухня соединялась с гаражом крытым переходом, и Дарси быстро преодолела его, кутаясь в халат. Всего два дня назад на редкость теплое октябрьское бабье лето вдруг сменилось холодной погодой, больше похожей на ноябрь. Ледяной воздух пощипывал щиколотки. Она бы, наверное, не поленилась надеть носки и брюки, но очередная серия «Двух с половиной человек» начиналась менее чем через пять минут, а чертов «ящик» был настроен на Си-эн-эн. Окажись Боб дома, она попросила бы его переключить на нужный канал вручную — для этого где-то имелись кнопки, скорее всего сзади, где найти их мог только мужчина, — а потом отправила бы его в гараж за батарейками. В конце концов, гараж был его вотчиной. Дарси заходила сюда, только чтобы вывести машину, да и то по ненастным дням, обычно предпочитая оставлять ее на площадке перед домом. Но Боб уехал в Монпелье, чтобы оценить коллекцию стальных одноцентовиков времен Второй мировой войны, и дома она осталась в одиночестве, по крайней мере временно.