Каких же «ежиков», применяя словечко этого крайне косноязычного оратора, подбросил он высшему руководящему составу Вооруженных Сил? Мысль о том, что Жуков опасен для государства и партии, что он вынашивает бонапартистские устремления и что положение может спасти только немедленное удаление его из руководства партии и государства. Как показали дальнейшие события, высшие военачальники, в самом деле, «правильно» поняли первого секретаря. Как ни прискорбно, но среди них не нашлось ни одного человека, который бы возвысил голос против наветов на боевого товарища.

Как члена высшего партийного органа, Жукова нельзя было удалить с поста кулуарно, обычным решением Президиума ЦК. Его судьбу мог решить только пленум, лихорадочную подготовку которого провели в отсутствие маршала.

17 октября 1957 г. на заседании Президиума ЦК КПСС был заслушан доклад начальника Главного политического управления СА и ВМФ генерал-полковника А.С. Желтова о состоянии политической работы в армии. Судя по сохранившейся рабочей протокольной записи, Желтов жаловался на принижение роли политической работы в Вооруженных Силах, пренебрежительное отношение к политработникам, многочисленные ограничения деятельности ГлавПУ. Весь негатив он связывал с именем и деятельностью Жукова. Говорил Желтов и о личной неприязни к нему, подавая ее как месть Жукова за возражения начальника Главного политуправления против назначения маршала на пост министра обороны[289].

По имеющимся сведениям, выступлению Желтова на заседании Президиума ЦК предшествовали его визиты на Старую площадь к Л.И. Брежневу, курировавшему в Секретариате ЦК военные вопросы, и — по совету и при поддержке последнего — к Хрущеву. Не исключено также, что аппарат ЦК заранее сориентировал начальника ГлавПУ, с каким докладом его ждут в «верхах». К заговору против одного из наиболее авторитетных политических и военных деятелей страны подключилось, таким образом, и руководство главным политорганом Вооруженных Сил[290].

На заседании Президиума ЦК 17 октября от Министерства обороны кроме Желтова присутствовали Маршалы Советского Союза И.С. Конев—первый заместитель Жукова и Р.Я. Малиновский — заместитель министра обороны — главком Сухопутных войск. Они возражали против попыток начальника ГлавПУ противопоставить политработников командному составу, не соглашались с уподоблением их «старым военспецам», отводили упрек в том, что маршалы «зазнались». Но это была попытка вывести себя из-под косвенной критики, поскольку за ряд участков, названных Желтовым, они отвечали по службе. Но ни на один выпад начальника ГлавПУ в адрес Жукова заместители министра обороны, по существу, не отреагировали. Бесспорно (и об этом свидетельствует их дальнейшая позиция), и Конев, и Малиновский понимали, что членам Президиума ЦК не было дела до состояния партполитработы в армии, они искали благовидное прикрытие удара лично по Жукову. Тем не менее Хрущев, заключая прения, оценил реакцию Конева и Малиновского как «однобокую», а в отношении отсутствовавшего министра обороны зловеще заметил: «Придется объезживать».

Готовя расправу над Жуковым, окружение Хрущева не могло не понимать, что времена изменились и в одночасье объявить заговорщиком и путчистом всенародного почитаемого полководца не удастся. Номер, наподобие того, как 26 июня 1953 г. Л.П. Берия из «верного соратника товарища Сталина» мгновенно превратился в «агента иностранных разведок», уже не проходил. Чтобы обеспечить поддержку крутых мер по отношению к Жукову, партийная элита пошла на широкомасштабный подлог и обман. Начиная с 18 октября, была организована целая серия собраний партийных активов в центре и в военных округах, на которых в качестве докладчиков выступали члены и кандидаты в члены Президиума ЦК, сообщавшие коммунистам ложную информацию относительно действий и замыслов Георгия Константиновича.

Руководящая верхушка КПСС сознательно пошла при этом на нарушение всех норм партийной жизни и уставных требований. Деятельность коммуниста, тем более члена высшего политического руководства, обсуждалась без его участия и даже без его информирования о факте обсуждения. Публично Хрущев объяснял это неким авантюризмом Жукова, действия которого, узнай он о происходящем, якобы было трудно предвидеть. Однако ни на собраниях партийных активов, ни затем на пленуме ЦК в поддержку этого довода не было приведено ни единого факта.

Ларчик открывался просто: только действуя в лучших сталинских традициях — запечатав уста обвиненному маршалу, скрыв под предлогом военной и государственной тайны происходящее судилище от широких партийных масс и манипулируя послушным активом, можно было добиться устранения Жукова. Любое же публичное объективное разбирательство и камня на камне не оставило бы от обвинений маршала в некоей антигосударственной деятельности.

Собрания партийных активов использовались многопланово: с одной стороны, здесь «обкатывались» практически все обвинения в адрес Жукова, которые затем прозвучали на октябрьском пленуме, подбиралась дополнительная «аргументация», а с другой, заранее выявлялись и блокировались возможные возражения, при этом участники собраний повязывались «коллективно» принятым решением. Характерно, что подобные собрания в группах войск, дислоцированных за границей, до особого указания не проводились — таким образом предотвращалась возможная утечка информации к находившемуся в зарубежной поездке министру обороны.

Партийный актив центральных управлений Министерства обороны СССР, Московского военного округа и Московского округа ПВО 22—23 октября был задуман как генеральная репетиция октябрьского пленума. Провели его в расширенном составе: кроме членов и кандидатов в члены Президиума ЦК к участию в нем были привлечены руководящий состав Министерства обороны, политработники военных округов, флотов, групп войск. С большой речью, превышавшей время выступления докладчика генерал-полковника Желтова, выступил Хрущев. Сбивчиво, с пятого на десятое, он, тем не менее, и, пожалуй, впервые с начала антижуковской кампании столь определенно сформулировал политические обвинения в адрес министра обороны, заключавшиеся в якобы имевших место попытках Жукова оторвать армию от партии, поставить себя между личным составом Вооруженных Сил и Центральным комитетом[291].

Хрущев дал понять присутствующим также и то, что вывод министра обороны из состава Президиума ЦК не обсуждается, он предрешен. Правда, сослался на необходимость дать тем самым простор критике в армии, впрочем, не очень заботясь, насколько убедительно звучат его доводы. Да еще и неприкрыто поиздевался над слушателями, над их привычкой к слепому послушанию, сделав это со свойственным ему косноязычием: «Я понимаю, вы, здесь сидящие, думаете, к чему это Хрущев говорит. Он хочет, чтобы мы подтвердили. Мы возражать не будем. Но и выражать это какими-нибудь внешними признаками не будем. Лучше обождать, к чему это приведет. Я понимаю ваше положение и поэтому вхожу в него»[292].