нападали со всех сторон, Саша боролся из последних сил. Ему показалось, что он завидел берег, луна освещала гальку словно маяк. Ещё чуть-чуть. Нет больше сил. Борьба окончена.

Саша просто отпустил жизнь и поразился наполнившему его легкому блаженству. Все кончено. Его схватила за горло бледная рука капризной русалки.

Возвращение к жизни далось Саше тяжко. Он очнулся в больничной палате, белый халат врача неприятно ранил глаза.

– Пришёл в себя, – врач покосился на медсестру. – Надо сообщить жене и брату.

Больничная палата, белый халат врача и силуэт медсестры заплясали перед Сашей, и он опять впал в сонное беспамятство.

В следующий раз он открыл глаза и увидел Лидию. Она сидела подле его койки и горестно вздыхала.

– Нашла меня? – Прошептал Саша одними губами, она его даже не услышала.

Однако, Лидия резко вскочила и бегом ринулась из палаты. Она кого-то звала.

В следующий раз он увидел уже Веру. Лицо жены было строгим и каким-то злым. Она не улыбнулась в ответ, не ринулась обнимать его и целовать. Всего лишь опустилась на стул и продолжала строго смотреть на него, не говоря ни слова. Наверное, это галлюцинации, Вера бы пожалела Сашу. Саша часто заморгал, но Вера не исчезла. И не поцеловала его. И не сказала ни слова.

– Моя Вера, – произнёс Саша, в экстазе растянув губы в улыбке. – Моя надежда и любовь по совместительству. Ты пришла ко мне?

– Пришла, – мрачно ответила она. – Саша, ты совсем сошёл с ума? Это Виктор надоумил тебя? Или ты его? Что вообще произошло? Зачем вы отправились в плаванье ночью? Я давно заметила, что вы с Виктором странные люди, но чтоб настолько… Ты просто не мог не понимать, насколько это опасно. Твой друг Виктор, которого я отчего-то считала человеком пусть и неприятным, но умным, утверждает, что это была твоя идея, а он поплыл с тобой за компанию, чтобы вытащить тебя, случись что. Что он и сделал. Все было так? Если да, то я просто не знаю, что делать дальше. У меня нет тебе разумного оправдания.

– Что он там заявил, говоришь? – Сашу затрясло от возмущения. – Это была его идея. И это он пытался меня утопить. Он хотел этого, понимаешь?

Вера устало вздохнула. Она не стала пересказывать Саше, как молилась в коридоре больницы, горестно теребя молитвослов, а потом в испуге шарахнулась, когда перед ней словно из-под половой плитки вырос Виктор.

– Моя дорогая Вера! – Ровные белые зубы Виктора обнажились в плотоядном оскале.

По спине Веры пробежал испуг. Она до смерти боялась Виктора, словно он являл собой образ лукавого. Вера даже в испуге схватилась за крест на груди. Нужно было прогнать ужасное чувство беспомощности.

Внутренности сжимались, когда Виктор здоровался с ней вот так фамильярно. Неделей ранее она встретилась с ним, когда была Юли, и встреча была столь же неприятной.

Инициатива шла сугубо от Веры, Юля будто бы даже не хотела звать к себе. Вера просила слёзно, ей хотелось удостовериться, что покинутая Вадимом Юля стойко держится после потери сына. Так хотелось ее поддержать.

Когда Юля уступила Вериным просьбам, они обе тотчас пожалели об этом решении. Две молодые женщины с иссушенными душами древних старух смотрели в голубые глаза друг друга и потонули в омуте печали. Слова, что Веры хотела сказать, в ужасе капитулировали.

Алёна Михайловна же разглядывала Веру с интересом, который давно уже не посещал ее

былое жадно алкающее любопытство. Прозрачная бледная Вера походила на девочку-подростка. Алёна Михайловна не замечала ранее, что у Веры такой высокий чистый лоб без единой морщинки и такие огромнейшие глаза. Полусонная вся какая-то, будто под наркотой. Но спину держит прямо, словно кол проглотила.

– Ты недавно родила, мы слыхали, – охрипший голос Алёны Михайловны не поздравлял и не осуждал. – Девчонка, да? Как назвала?

– Да, – закивала Вера. Она устыдилась своего материнства. Крепкая малышка Лида, полная жизни, надрывалась в рыданиях и так же громогласно хохотала у Саши на руках. Несмотря на то, что девочка растёт на смесях, не зная материнского грудного молока, Лида стремительно развивается, теперь это уже крепкий рослый ребёнок с округлыми ручками и пухлыми подвижными ножками, Саша не нарадуется на неё. А Арсений…Он уже не повзрослеет…Зачем Алёна Михайловна спрашивает Веру о дочери? Зачем она теребит раны? Неужели ей самой не больно? Или она хочет напитаться Вериным горем, чтоб приглушить вкус своего? – Ой, не кладите, пожалуйста, сахар в чай. Спасибо. Чем вы живёте?

– Ну чем… Ничем. Чем нам жить теперь?

Что бы Вера ни спросила, горечь не вытолкнуть из ответов Алёны Михайловны. Какой ужас, ведь раньше Вера считала, что поддержать человека очень легко. Достаточно сказать пару тёплых слов, обнять, и сердце отогреется. И вот теперь ей нужно поддержать людей в горе, а нечего сказать. Слова примерзли к губам, руки приклеились к чашке. И уйти неловко.

Вера совсем запечалилась. Она смотрела на узоры, весело расписавшие скатерть.

– У вас есть деньги? – Ничего не оставалось, как перейти к ненавистным практичным вопросам. Вера была уверена, что люди всегда говорят о деньгах, когда не о чем больше сказать.

– Я работаю продавцом в магазине, – Алёна Михайловна гордо вскинула голову. Она несла род своей деятельности как подвиг величайшего смирения. Она – Иов, у которого все отняли, но который не смеет роптать. И награду за свой великий труд она ждала также достойную праведного Иова.

– Вы молодец, – поддержала Вера. – Необходимо чем-то занимать себя, работа подходит как нельзя лучше. А ты, Юль, работаешь?

– Нет, – Алёна Михайловна возмутилась. – Юля из тех женщин, которых содержат мужчины. У неё, между прочем, очень солидный жених. Не думаешь же ты, что на этом голодранце Вадике свет сошёлся клином?

Алена Михайловна метнула на Веру взгляд, полный превосходства. Уж ее-то Юля нашла себе мужчину получше. Это Вере вечность маяться за Сашкой.

Взгляд пролетел мимо, Вера не смотрела на Алёну Михайловну, она с беспокойством наблюдала за Юлей. При упоминании жениха Юля произвольно схватилась за щеку. Внимательный взгляд Веры отметил густой слой тонального крема, что отпечатался на пальцах. Юля отвернулась к окну.

Юле было так стыдно признаться матери в побоях, которые позволил себе идеальный жених. Второй по счёту мужчина, поднявший на неё руку. Очевидно, что она какая-то не такая, раз ее бьет каждый мужчина. Дело не в мужчине, а в