Кроме того, возникли споры между наемниками и коренным населением. Случалось, что в некоторых поселениях сразу трое мужчин спорили за один хутор, и управляющие никак не могли разрешить этот конфликт. Во многих случаях разбираться в ситуации приходилось королеве, и та часто убеждалась в том, что два человека иногда обладали одинаковым правом на одну и ту же собственность и решение, принятое в пользу одного, было несправедливым по отношению к другому. Ксандрия, выросшая с твердой верой в то, что добро и зло можно разделить, искренне расстраивалась, понимая, что ей не удастся установить справедливость.

По ночам юной королеве было еще хуже. Ее тело, успевшее привыкнуть к теплу спящего рядом Зигфрида, к объятиям его сильных рук, не давало ей уснуть. Она просыпалась от кошмаров, долго думала о своем возлюбленном, а потом укутывалась в одеяло и плакала в подушку, ожидая восхода солнца. Никто не мог сказать, сколько продлится путешествие Зигфрида. Сам принц лишь намекал ей на то, что предпринятая им поездка позволит доказать его наследное право на Ксантен. Опьяненный радостью, Зигфрид говорил о завершении всех страданий в том случае, если он найдет легендарного кузнеца. Ксандрию беспокоило то, что ее возлюбленный полагался на древних богов. Это была ересь, по крайней мере так ее учил отец. А ересь могла привести только к смерти. Ксандрия верила, что до свадьбы сможет уговорить Зигфрида перейти в христианскую веру. Насколько ей было известно, Гернот был крещен, как и вся бургундская династия, а значит, крещеной была и родная мать Зигфрида, королева Кримгильда.

Следовать воле древних северных богов означало следовать воле дьявола и отправиться в ад!

Словно в подтверждение ее плохих предчувствий, при дворе стали проявляться мрачные знамения. Корова разрешилась мертвым теленком с двумя головами, три святых воскресенья подряд шел дождь, молния ударила в ксантенскую церковь…

Ксандрия молилась каждое утро и каждый вечер. И каждый из ее снов был молитвой.

Шли недели, и давление на королеву усиливалось. Тойдебальд просил о встрече, так как война саксов за их трон затрагивала его границы, которые они должны были оборонять вместе с Ксантеном. А если могущественный Тойдебальд о чем-то просил, для всех остальных это было приказом. Семейные распри саксонских кланов привели к тому, что Йор все настойчивее стал предлагать ей руку и сердце, рассчитывая укрепить свои позиции. Конечно, он слышал о том, что Ксандрия собиралась выйти замуж за покорителя страны Зигфрида, но исходил из того, что обещание мира в регионе способно было изменить точку зрения королевы. Рим же, в свою очередь, надеялся на укрепление торговых отношений с Ксантеном, поскольку именно он через посредничество Бургундии привел к смене власти в королевстве.

Без Зигфрида Ксандрия чувствовала себя слабой, и все королевства, имевшие какие-то требования к Ксантену, считали ее нерешительной и замкнутой правительницей.

Вскоре на смену весне пришло лето, и Альбан задал вопрос, о котором Ксандрия отказывалась думать вот уже много недель: «Что мы будем делать, если Зигфрид не вернется?».

Ничего подобного Зигфриду еще не доводилось видеть. Остров был скалистым, как и Исландия, но цвет скал казался чуть светлее. К тому же здесь была равнина без возвышений, а закругленный край берега наводил на мысль, что он появился благодаря чьей-то задумке. В этих вечных сумерках ничего не росло, здесь не водились звери. Стоило отойти на три шага от воды, как шум моря исчезал и казалось, что ты оглох. Даже собственный голос становился приглушенным.

У Зигфрида возникло ощущение, будто он находится не на острове, а на огромной круглой каменной тарелке, которую кто-то бросил в море. Судя по круговой линии берега, на то, чтобы пройти остров по диаметру, потребовался бы день. А чтобы обогнуть его по периметру, понадобилось бы в три раза больше времени.

Принц решил отправиться к центру круглого острова, уверенный в том, что именно там живет тот, кого он искал. Хотя за последние дни голод и жажда ослабили его тело, Зигфрид был бодр и твердым шагом шел по намеченному пути. Вряд ли боги, оберегая его в море, хотели бы, чтобы он скончался на этом скалистом острове. Он увидел какой-то проблеск в сумерках на краю мира. Сперва отблеск был белым, как раскаленная сталь, а затем стал красноватым, как пылающее дерево. Огонь мерцал где-то вдали, и когда он разгорался, то его языки достигали неба. Когда Зигфрид услышал приглушенные, а затем все более мощные удары молота по железу, он понял, что пришел к заветному месту.

Кузница Виланда!

Он нашел в себе силы бежать, и уже очень скоро звук ударов металла по металлу стал настолько громким, что Зигфрид испугался, как бы у него из ушей не пошла кровь. Он еще издалека почувствовал тепло горна, а ветер из мехов, достигавших величины в три человеческих роста, развевал его волосы.

Конечно, в детстве Зигфриду доводилось бывать во многих кузницах Исландии, и он кое-что знал об этом ремесле, хотя и не владел им сам. Но эта кузница не была похожа на все, что он видел раньше. Здесь не было ни дома, ни хижины, ни какого-либо другого сооружения. Огонь в горне горел не от углей, а от раскаленных камней, пылавших в скалистой выемке. Наковальня была сделана из длинного, как стол, куска железа, а для охлаждения раскаленных изделий служила водоносная жила, словно мечом выбитая в острове на ширину нескольких ладоней. Меха были такими огромными, что верхнюю рукоять пришлось бы натягивать цепью. Светло-серая скалистая поверхность вокруг горна, покрытая черными пятнами, напоминала узор на шкуре диковинного зверя.

И повсюду было разбросано оружие. Целые груды оружия — некоторые сложены аккуратно, другие погнуты так, словно ими больше не собирались пользоваться. Копья, мечи, боевые топоры, молоты, щиты, броня, шлемы. Этого вооружения хватило бы для огромной армии, которой не видывал мир. Судя по всему, многое из того, что здесь начинали ковать, так и не было завершено. Тут были кинжалы без рукоятей, неотточенные лезвия, смятые забрала, разбитый или искореженный металл. Все, что не соответствовало требованиям богов, просто валялось среди камней.

В какой-то момент Зигфриду показалось, что он слышит кряканье уток, но принц усмехнулся, подумав, что в этом странном мире ему не следует полагаться на свои чувства, которые наверняка обманывают его.

Когда Зигфрид увидел человека, он сразу узнал в нем кузнеца. Это к нему он пришел на обучение. Тот стоял к принцу спиной и озлобленно бил молотом по раскаленному железу. Это был высокий мужчина, выше всех воинов, которых когда-либо видел Зигфрид, сам едва достававший этому богатырю до груди. Плечи кузнеца были шириной в человеческий рост, а под блестевшей от пота кожей, покрытой шрамами, перекатывались крепкие мускулы. Кожаная повязка едва удерживала черные волосы, и каждый удар сопровождался криком, который, видимо, помогал укрощать непокорный металл.

Какое-то время Зигфрид наблюдал за могучим кузнецом, работавшим у наковальни. Но прежде чем принц, зачарованный зрелищем, пришел в себя, помощник богов сказал:

— Мне говорили о твоем прибытии. — Его голос напоминал дуновение, исходившее от мехов.