Плотный пиджак генерального директора был расстегнут, галстук приспущен, ворот рубашки открыт, словно под напором его шеи. Этим вечером в Комреке должно произойти многое, понял Эш, вспоминая слабые, жуткие крики, что доносились из обеденного зала замка перед тем, как он бросился туда выяснить, что происходит.

Так что же там случилось? – спросил он себя, вспомнив мерзкий эпизод с завернутым в фольгу сэндвичем.

– Нет, я в порядке. Всего несколько царапин и синяков, вот и все.

– Я бы все же хотел бы, чтобы вас осмотрели, – настаивал Хельстрем. – Я имею в виду, вы не могли не пораниться при одном только обрушении лифта.

Да, подумал Эш, не говоря уже о том, что меня чуть не задушили.

– На самом деле, – сказал он, сглотнув, чтобы избавиться от сухости в горле, – именно Лукович и спас меня в конце концов. Но об этом я расскажу позже. А прямо сейчас мне нужно принять душ, может быть, переодеться и выпить чего-нибудь покрепче, чтобы успокоить нервы. Не обязательно в таком порядке – думаю, начать можно с выпивки.

К чему притворяться, что бросил пить: никто не обвинит его после всего, что случилось с ним в этот вечер. Черт, нет – он пережил и то, что могло стать фатальной авиакатастрофой еще до того, как попал в Комрек. Одно это может побудить человека напиться!

Хельстрем наблюдал за ним с тем выражением, которое у него означало беспокойство.

– Если не хотите, чтобы вас осмотрел кто-нибудь из нашей медицинской бригады, – не преминул заботливо напомнить Хельстрем Эшу, – то мы непременно начнем с бренди. Сегодня вечером в замке разразился ад кромешный, и я полагаю, что мне и самому нужно выпить чего покрепче. Наряду с необъяснимой аварией лифта – возможно, из-за возраста, износа, кто знает? – а потом нападения на вас в зоне сдерживания, что ж, и у нас тоже произошел ужасный инцидент в обеденном зале. Наши сотрудники восстановили относительный порядок, большинству гостей дали седативные препараты и развели по комнатам. К сожалению, некоторые гости умерли. Главным образом, от сердечных приступов, но кого-то задавили в панике.

Сэр Виктор не сказал, что именно вызвало панику, отметил Эш, но если его собственный ужасный кулинарный опыт что-нибудь значил, то он мог достаточно точно предположить, что именно произошло. Не упомянул он и о том, в каких условиях содержатся пациенты в подвале. Возможно, Хельстрем не хотел признавать очевидного. Какой бы ни была причина, этот вопрос можно обсудить и позже. Прямо сейчас Эшу требовалось выпить.

* * *

Позже тем же вечером Дэвид Эш был один. До крайности изможденный. Очень нервный.

Стоик по натуре, он тем не менее всерьез подумывал, что с него хватит. Но что он мог сделать? Ему надо было попытаться как-то связаться с Кейт и выяснить свой правовой статус. Зловещие силы копились в этом замке из века в век. Можно ли сейчас как-то им противостоять?

Совсем недавно, рассказывая сэру Виктору Хельстрему за весьма щедрой дозой арманьяка о том, что испытал, Эш пытался объяснить свою убежденность, что темные силы используют энергию лей-линий для собственных неправедных целей, привлеченные в это место из-за его вопиющего прошлого, отвратительных событий, которые, возможно, выступают в качестве психических маяков для развратных духов.

Поначалу он ожидал, что здоровяк отмахнется от его версии или с ходу ее опровергнет, но когда тот сам рассказал Эшу более подробно обо всем, что произошло в Комреке в начале вечера, Эшу показалось что Хельстрем утратил весь свой прежний скептицизм. Собственно, Эшу не стоило удивляться. Теперь ни у кого больше не могло оставаться никаких сомнений, что в замке действуют темные силы. А задача Эша состояла в том, чтобы выяснить, что они собой представляют.

Вернувшись к работе, когда все остальные в замке уснули, исследователь устроился в длинном и широком коридоре на стуле золотого дерева, спиной к стене-галерее, которую через окно в противоположной стене заливал лунный свет. За ним было несколько портретов маслом и бюсты на постаментах, некоторые в камне, остальные в бронзе.

Он пытался убедить Хельстрема покинуть Комрек, оставить все, что бы ни обитало там злобного, в одиночестве, чтобы силы эти со временем исчезли, стали слишком слабы и никому не могли бы принести вреда. Жуткая история с ужином была, вероятно, ключевым элементом, который поддерживал связь между Комреком и этими паразитическими проявлениями, но, попросту говоря, кто-то здесь снова открыл для них «дверь» преисподней.

«Кто-то в Комреке, – объяснял Эш, – выступает в качестве канала для злых духов – сознательно или подсознательно, понятия не имею. Но их сила не вызывает сомнений. Мне кажется, что женщина, с которой я столкнулся в камере, отвечает за проникновение сюда этих неизвестных сущностей из мира духов».

Хельстрем побледнел при этом его последнем замечании. Тогда Эш задумался, не ставятся ли здесь эксперименты, особенно на тех беднягах в камерах.

Он думал о женщине-мутантке, живущей в почти постоянной темноте. Не была ли ее деформация результатом неких ужасных опытов? А как насчет таинственных черных орбов, плавающих у нее в комнате, собираясь вокруг ее хрупкого, скрюченного тела словно для ее защиты? Он вспомнил о своих чувствах там, о неимоверном страхе, о желании бежать от неведомого и пугающего. А сама ее камера, он был уверен, располагалась в точности под палатой, где наблюдался Дуглас Хойл. Какого рода духовные существа были посланы к нему через нее?

Хельстрем пригвоздил его взглядом затененных лбом глазок и твердо сказал, что эвакуация всех гостей и сотрудников Комрека никогда не рассматривалась как вариант – и никогда не будет.

Неприветливость здоровяка вернулась, как только он постановил это как закон. Он в недвусмысленных выражениях напомнил Эшу, что тот подчиняется условиям не имеющего обратной силы контракта по расследованию призраков замка Комрек. Хельстрем потребовал, чтобы Эш закончил свое расследование и представил полный – полный, повторил он с силой – отчет о том, что происходит в замке и почему.

Ничего не добавляя, Эш встал и подошел к двери, затем повернулся и сказал:

– Я собираюсь уделить этому еще одну ночь и еще один день. Вы получите мой письменный отчет, но лишь тогда, когда я вернусь в Лондон.

Хельстрем начал шуметь, но Эш уже повернулся на каблуках и вышел за дверь.

Оставив Хельстрема, Эш начал разыскивать Дельфину, встревоженный тем, что раньше, среди лихорадочно сновавших гостей, медсестер и охранников, он ее нигде не приметил, но найти ее не удалось и теперь. Постучав к ней в дверь, ответа он не дождался. Он попытался вернуться в область сдерживания, но обнаружил, что тяжелая дверь на лестницу наглухо закрыта, а путь к ней преграждает вооруженный охранник. Тогда Эш поспешил к медицинскому блоку, но войти туда ему не позволила столь же неумолимая медсестра, сообщившая ему, что видела доктора Уайетт примерно час назад.

Бросив поиски, Эш ушел к себе в комнату, быстро принял душ и осмотрел свои порезы и царапины. Невероятно, но никакого серьезного ущерба он не понес, хотя было ясно, что к утру кое-какие из громадных кровоподтеков дадут о себе знать. Шея у него покраснела и ныла, напоминая, что его едва не задушили. В целом, однако, значительных повреждений он не получил.