Каждый такой маршрут, словно диссертацию, надо было защитить у заместителя резидента. Он выступал в качестве оппонента — злобного оппонента: а как ты на этом месте будешь проверяться? Да невозможно там провериться! Да это место все разведки мира знают!

Зам резидента браковал предложенные места проверки, вместо забракованных подавай ему новые. Дважды одно и то же место использовать было нельзя, и он уличал тебя: да ты же в январе позапрошлого года это место использовал! Ты кого обмануть хотел?

Маршрутов требовалось много, и все они должны быть легендированы: не просто так ты по городу болтаешься, а с какой-то целью. И для тех, кто за тобой следит, эта цель должна быть убедительной.

Самыми сложными были маршруты с контрнаблюдением. Один человек шел по маршруту, а несколько других были заранее выставлены в точках проверки. С ними заранее обговорены все действия и точное время появления. Тот, кто проверяется, идет по улице, сворачивает в переулок, который лесенкой спускается совсем к другой улице. Лестница эта отсекает машины наружного наблюдения. Чтобы выскочить на другую улицу, машинам надо сделать огромный крюк. Дабы не упустить нашего парнишку, кто-то из следящих должен пойти за ним следом. Парнишка идет, не оборачиваясь, но из окна соседней кафешки за ним и за улицей наблюдает другой наш разведчик, сидящий за столиком с газеткой и чашечкой дымящегося ароматного напитка.

На таком маршруте могло быть три-четыре места контрнаблюдения и два-три места проверки, где разведчик проверялся сам. Проходишь иногда такой маршрут, проверяешься — все в порядке, наружки нет, а в конце маршрута вдруг получаешь сигнал снятия: ты, может быть, ничего не заметил, а те, кто в точках контрнаблюдения газетки читал, что-то заподозрили.

Через неделю повторим по другому маршруту. Кстати, а он у тебя подобран? А замом проверен? Утвержден?

Обязательное требование: в конце каждого маршрута должно быть так называемое «игольное ушко», то есть такое место, которое разведчик проходит со стопроцентной уверенностью, что следом никто не идет, и обойти стороной это место наружка не сможет. Таким местом может быть, например, подземный пешеходный переход под железнодорожными путями, по которому не может проехать машина наружного наблюдения: прошел по такому переходу, на той стороне покупаешь себе мороженое в киоске и смотришь, кто за тобой из перехода выйдет. (Следует также отдавать себе отчет, что любая уважающая себя контрразведка знает большинство таких мест и в данном случае может поставить у обоих концов такого перехода телекамеры.) Или, например, Измайловский парк в Москве: огромная территория, много дорожек, расходящихся в разные стороны, автомобильное движение запрещено. Входишь в парк по одной из дорожек, прибавляешь ходу, за поворотом прыгаешь в овраг и смотришь, появится ли кто-нибудь следом.

Потому, где бы ты ни был, днем и ночью ищешь подходящие места для проверки и складываешь из них маршруты. Маршрутов нужно много. В любой момент могут вызвать к заму резидента: завтра в обеспечение, есть маршрут?

6

Рано или поздно контрразведка, наблюдающая за офицером, засветившимся своей чрезмерной активностью, определяет: этот парнишка серьезно настроен на вербовку — очень уж ему хочется отличиться. И иногда решает ему «помочь».

И тут в игру включается новый мерзкий персонаж, который именуется подставой.

Подстава бывает прямой и наведенной.

Прямая подстава — это сотрудник контрразведки, прикидывающийся носителем информации, которая может интересовать ГРУ: вербуй меня.

Наведенная подстава — это реальный носитель информации, которая нас интересует. Мы проявили интерес к этому человеку, контрразведка это засекла, встретилась с ним, проинструктировала, порекомендовала определенную линию поведения. Разведка глотает наживку, а вместе с ней и крюк.

Что делать резиденту, если вдруг выясняется, что наш агент перевербован или изначально был подставой?

В этом случае начинается процесс отсечения.

Способов отсечения много. Самый простой: выводим агента якобы в консервацию. Объясняем, что работает он хорошо, что представляет исключительную ценность и, дабы столь ценный источник сохранить, мы даем ему некоторое время отдохнуть от шпионской работы, и некоторое время с ним никто не будет встречаться. Офицеры, которые с ним работали, по истечении сроков зарубежных командировок возвращаются домой. А с этим агентом так больше никто связь и не восстанавливает.

Отсечение могли осуществить и в самом прямом смысле. Советская военная разведка всегда старалась навести и поддерживать контакты с местными криминальными кругами — не с той шушерой, что по вокзалам шестерит, а с людьми серьезными. За определенное вознаграждение кому следует агента могли невзначай столкнуть с платформы под летящий мимо поезд. Важно понимать, что советская военная разведка никогда никому не мстила. Решение о физическом устранении агента всегда принималось исключительно по прагматическим соображениям — если само существование агента-изменника угрожало безопасности резидентуры, ее операциям или другим агентам.

Подстава против разведчика исключительно опасна. Еще хуже, если на подставу напоролся наш агент.

Представьте себе такую ситуацию. Контрразведка нащупала нашего агента и постепенно перекрывает ему все каналы связи: глушит двухстороннюю радиосвязь (если агент несведущ в технике, он не может понять, почему это происходит, и думает, что отказала аппаратура), наружка стирает графические сигналы, агент собирается выехать на встречу с нашим офицером в соседнюю страну, но у него внезапно «ломается» машина или «теряется» загранпаспорт, а если выехать все же удается, то по дороге происходит что-нибудь непредвиденное: он надолго застревает в пробке или его задерживают какие-нибудь другие «случайно возникшие» обстоятельства.

Через некоторое время на выявленного агента выходит подстава — сотрудник контрразведки, выдающий себя за высокопоставленного советского разведчика, который якобы должен восстановить потерянную связь с агентом.

Первый делом «матерый разведчик» интересуется здоровьем, семьей, безопасностью. Он дает много денег: мол, мы же вам так давно не платили. Далее ведет деловой разговор о том, где, как и когда связь была утеряна, выясняет подробности того, как его глупые коллеги могли потерять такого ценного человека, уточняет время и места встреч и многие другие детали.

У «матерого разведчика» возникает подозрение, что столь ценному агенту явно недоплачивали: ну-ка, давай разберемся, кто, что и когда тебе передавал, сколько они тебе платили. И это всё? Жулье! Да они половину в своих карманах оставляли! Уж я им задам, когда вернусь в Москву! Я разберусь на высшем уровне! В Сибирь, гады, в кандалах поедут!

Контрразведчики могли играть с агентом таким образом некоторое время, пока не получали ответы все интересующие их вопросы, — и только затем агента арестовывали. Контрразведка старалась провести арест агента так, чтобы он не догадался о том, что имел дело с подставой. Теперь допросы будет вести следователь, и вести таким образом, будто ничего не знает о встречах арестованного с «высокопоставленным советским разведчиком». Задача следователя — вести дело так, чтобы арестованный оставался в уверенности, будто встречался с настоящим высокопоставленным советским разведчиком, и никто об этих встречах не знает. В этом случае контрразведка будет понимать, дает ли арестованный правдивые и чистосердечные показания и можно ли доверять новой информации, полученной от него на следствии, или он врет, и любую новую информацию, полученную от него, надо проверять.