– Мы будем драться и при свете луны! – кричит он своим матросам.

– О, это будет звездная битва! – хохочут те в ответ, накатывая в порты свои раскаленные пушки.

Внезапно Гаан видит, как «Конкордия» внезапно выходит из строя и поворачивает вспять. За ней прекращают огонь и начинают отход другие корабли голландского авангарда. Испанцы, увидев это, так же выходят из боя, причем, видно, что этот маневр они совершают с видимым удовольствием. Дюкен тоже не настаивает на продолжении боя и так же начинает свой отход. Гаан в полном отчаянии. Он не может понять, почему Рюйтер, многоопытный Рюйтер, поступил на сей раз столь нелепо и малодушно: покинул поле боя, когда авангард противника оставалось, разве, что добить. Испанские галеры подхватывают на буксир наиболее поврежденные голландские корабли и тащат их в порт. Только на рейде Сиракуз становится ясна Гаану истинная причина столь поспешного и сумбурного отхода и причина эта – тяжелое ранение главнокомандующего.

…Сражаясь с французским авангардом, Рюйтер, по своему обыкновению, отдавал распоряжения, неторопливо прохаживаясь по шканцам. Там его и настигло роковое ядро. Раскаленный чугунный шар, пущенный с проходившего мимо французского корабля, поразило генерал-адмирала, отскочивши от палубы. Страшный удар опрокинул Рюйтера на палубные доски. Когда стоявший поодаль капитан Жирард Калембург подбежал к нему, Рюйтер лежал ничком. Ядро почти оторвало ему левую ногу и раздробило правую. Кроме этого падая, генерал-адмирал еще сильно разбил себе и голову. На руках его немедленно перенесли в каюту. Корабельный лекарь нервно расшвырял по столу свой страшный инструментарий:

– Надо немедленно пилить кость! Влейте командующему в рот пару стаканов вина!

– Пили сразу, я вытерплю и так! – приоткрыл глаза белый как стена Рюйтер. – Докладывайте мне все, что происходит наверху!

За все время, пока лекарь без всякого наркоза, в живую, пилил ему ногу, генерал-адмирал не издал ни звука. Только полный боли взгляд, да закушенные до крови губы, говорили о тех страданиях, которые переносил в эти минуты старый воин. Наконец, после того как кровоточащие раны обработали кипящей смолой, Рюйтера накрыли простынями и оставили в покое.

Иногда командующий впадал в беспамятство, тогда он начинал метаться в постели и, привставая на локтях, твердя одну лишь фразу:

– Смелее дети! Смелее…

Когда же к нему вновь возвращалось сознание, он сразу же пытался снова руководить сражением. Верный капитан Калембург то и дело спускался вниз и извещал генерал-адмирала обо всем происходящем.

Сражение меж тем, по существу, завершилось боевой ничьей. Французы, туша пожары, потянулись в Мессину. Голландцы и испанцы, не пытаясь их преследовать, вернулись в Сиракузы. Пять голландских кораблей были разбиты вдрызг. Только «Конкордия» получила более семидесяти прострелов в одной лишь грот-мачте. Немало повреждений получили и остальные. Командование голландским флотом принял на себя вице-адмирал Гаан. Опытный и отчаянно храбрый он мог очень многое, но он, увы, всеже не был Рюйтером.

На голландских кораблях проклинали малодушных и трусливых испанцев, по вине которых был ранен всеми обожаемый «дедушка Рюйтер». Ненависть к вероломным союзникам была столь велика, что более ни о каких совместных боевых действиях не могло быть и речи. Узнав о несчастии, постигшем генерал-адмирала, дон Франциск де ла Церда со своими флагманами прибыл на «Конкордию», но Рюйтер его не принял. Да и само появление испанского адмирала было встречено голландскими матросами площадной бранью, свистом и улюлюканьем.

После сражения 22 апреля, Дюкен, по возможности, исправив кое-как прямо в море свои корабли, думал уже идти на Мессину, потому что ряд повреждений устранить можно было только в условиях порта. В этот момент французский командующий узнает, что голландский флот, почему-то бездействуя, застрял в Сиракузах, а испанцы распространяют слухи о том, что они наголову разбили французов. Что бы доказать обратное, Дюкен решает держаться в море, не взирая на откровенный ропот своих капитанов. Трижды он демонстративно прошел в виду Сиракуз. В своей реляции Дюкен доносил в Версаль: «29 апреля, построив эскадру в ордер баталии, я подошел очень близко к Сиракузам и мы видеть неприятельский флот, стоявший против воли на якоре, тогда как мы держались в море».

Авраам Дюкен, маркиз дю Буше – лейтенант-генерал (вице-адмирал) французского флота, один из величайших морских героев Франции.

Таким образом, Дюкен продемонстрировал всем свою боеготовность и полную абсурдность испанских слухов. В период его демонстративного дефилирования мимо Сиракуз никто даже не попытался противодействовать Дюкену. Голландцем было не до этого, всех волновал лишь один вопрос: удастся ли Рюйтеру победить близко подступившую к нему смерть, а испанцы выходить один на один со столь сильным противником просто побоялись.

Вскоре все повреждения на голландском флоте были уже давно исправлены. Лишь один корабль отличался от остальных. Вот как описывает его один из ранних биографов Рюйтера: «Только один корабль, стоявший в самой глубине залива, отличался от других судов беспорядком своего рангоута и мертвою, благоговейною тишиною, царствовавшею в батареях и на палубе. Он исправил только повреждения, необходимые для перехода из Агосты в Сиракузы, а все остальное было на нем в том же виде, как в день битвы 22 числа. Корпус его, почерневший от выстрелов, пробит ядрами, из которых многие еще остались в его дубовых членах. Остатки его портовых ставней, окрашенных красною краскою, висят здесь и там, на своих изломанных и измятых петлях. Батареи пусты, палубы и станки изрыты картечью, дула пушек закопчены от выстрелов. Носовая часть корабля обгорела, потому что неприятельский брандер, дважды сцеплялся с его форштевнем, сообщая ему свое пожирающее пламя. Всюду, между лужами крови, валялись обрывки снастей, осколки рангоута. Но было место у самого юта, также облитое кровью и здесь, не один раз, с набожным и грустным уважением, останавливались матросы. „Это кровь нашего доброго отца!“ – говорили они со слезами. Да, это была кровь Рюйтера, этот корабль был „Конкордия“, на котором прекратили все работы, чтобы не потревожить предсмертных минут старого адмирала. В каюте адмиральской умирал Рюйтер.»

Состояние генерал-адмирала все более и более ухудшалось. Лекарь вновь обработал раны и Рюйтер, превзнемогая страшную боль, даже провел капитанский совет. Присутствующие были подавлены, видя своего папашу Рюйтера в столь беспомощном состоянии. Прибывавшие капитаны с робкой надеждой справлялись у лекаря о состоянии генерал-адмирала. Тот отвечал всем одно и то же:

– Очень тяжел, но будем надеяться, что все образуется и уповать на Господа!

Уезжая после совета, вице-адмирал Гаан, пожимая на прощание руку капитану Калембургу, сказал с горечью в голосе:

– Нам остается теперь только молиться и надеяться на чудо!

Сам Рюйтер в это время, кусая от боли губы, диктовал донесения о прошедшем сражении Генеральным Штатам и принцу Оранскому. Сил генерал-адмирала хватило лишь на то, чтобы поставить под донесениями свою подпись.