– Если я уйду, – негромко ответил Фернао, – подумай, сколько взяток ты потеряешь!

Коссос скривился. Взятки в Янине стали образом жизни, но говорить об это вслух считалось неприличным.

Фернао было уже все равно. Запустив руку в карман, он стиснул в пальцах сушеный хвостик садовой сони и забормотал себе под нос. Коссос мог бы принять незнакомый язык за лагоанский. Но то был язык древнего Каунаса, известный в Янине не столь широко, как в других державах. И заклятье было очень древним: примитивный предок тех, что накладывались на упокойники и широко употреблялись в современной медицине.

Подобно тому, как соня впадает на зиму в спячку, заснул и Коссос. Но не естественным сном. Он перестал дышать. Сердце его едва билось. Если бы лакей сражался в этот момент с солдатом Каунианской империи, он умер бы, не поняв, что его убило. А так он попросту рухнул на пол. Фернао вышел из комнаты и поспешил в то крыло дворца, где содержался в заточении король Пенда.

Шел он быстро и уверенно. Для уверенности у него была веская причина. Слуги и дворяне, встречавшиеся ему на пути, видели незнакомца. Один или двое, отмеченные необычным умом или силой воли, даже обернулись вслед чародею, пытаясь окликнуть, но и они затем, подобно остальным, забывали о его существовании и продолжали заниматься своими делами. Фернао позволил себе слабую усмешку. Среди янинцев, как в большинстве держав, полынь считалась приправой, и добыть ее было легко. Валмиерцы делали премерзкую настойку на ее листьях; Варвакис приторговывал ею. Но жители Янины не употребляли полыни в своих чарах. А среди лагоанцев она была основным компонентом заклятий временного забвения.

Попадись Фернао на пути другой чародей, заклятье дало бы сбой. Лагоанец предполагал, что место заключения Пенды охраняется как физически, так и волшебством. Он снова прикоснулся к хвосту сони, пробуждая другое заклятье, какое мог бы использовать только лагоанский чародей первого разряда (хотя Фернао очень надеялся, что Цавеллас полагается на местных колдунов; специалист из Альгарве мог бы распознать и развеять чары).

Люди вокруг застыли, точно сони, впавшие в долгую спячку. Но то была иллюзия, порожденная инверсией закона подобия. На самом деле это Фернао ускорился. Заклятьем этим пользоваться без величайшей нужды не следовало: под его воздействием чародей и старился вдвое быстрей обычного. Но окружающие просто не успевали его заметить.

Словно гончая в поисках лисьего следа, чародей принялся рассеивать поисковые чары. След почти затерся, хотя Фернао в своих поисках зашел за грань и на изнанку, образно выражаясь, земного плана бытия. Возможно, янинские колдуны не были такими уж неумехами, как ему казалось…

Но скрыть следы короля трудней, чем присутствие простого смертного. Фернао прижал пальцем аверс фортвежской серебряной монеты, которую держал среди своих потаенных инструментов. На монете был изображен суровый, грубоватый профиль Пенды. Как закон подобия, так и, в несколько ступеней, закон сродства связывали кусочек серебра с личностью фортвежского монарха.

Фернао нашел Пенду в спальне. Тот безмятежно спал в обнимку с голой янинкой; пленение его было, очевидно, не слишком мучительным. Фернао прикоснулся к плечу монарха. При этом Пенда не только проснулся, но и перешел на более высокий темп существования. Лишних лет жизни у него оставалось меньше, чем у чародея – в бороде монарха уже проглядывала седина. Но теперь ничего уже не поделаешь…

– Ваше величество, – шепнул Фернао по-фортвежски, – я пришел, чтобы вывести вас отсюда.

– Куда? – Ответ Пенду, похоже, не очень интересовал, поскольку монарх голым выскочил из постели и торопливо накинул первое, что попалось ему под руку. – Если только не в Котбус или Трапани, я с тобой.

– Ни в коем случае, – уверил его Фернао. – Я намерен доставить вас в Сетубал.

– Это хорошо… – Вот теперь фортвежский король заколебался. – Или может быть хорошо. Как могу я довериться тебе? Я ожидал, что меня спасут, давным-давно. Почему так задержались?

– Откуда вам знать, что мне можно довериться? Да ниоткуда, – ответил Фернао. – Коли желаете, я могу снять с вас заклятье, а вы можете вернуться на ложе. И вас могли бы спасти давным-давно, ваше величество, когда бы спутник мой, с которым прибыли из Лагоаша, не оказался немножко убит. У него имелись связи в Патрасе. Мне пришлось их налаживать. Так что – идете или нет?

– Я получил ответ, – отозвался Пенда. – Получил и гряду. – Он покосился на Фернао из-под насупленных бровей. – И я признал бы в тебе лагоанца не по внешности даже и не по говору, но по деланному неуважению к тем, кто поставлен над тобою.

– Ваше величество, вы поставлены не надо мною, а над Фортвегом, – ответил Фернао ровным тоном, не упомянув, что в данный момент над Фортвегом властвовали Альгарве и Ункерлант. – И если вы идете, то поторопитесь. Это заклятье требует больших затрат магической энергии. Если бы не силовой источник поблизости, я не смог бы воспользоваться им. И даже так оно продержится недолго, тем более для двоих.

Пенда – чудо из чудес – больше спорить не стал. Беглый король последовал за Фернао из комнаты, не оглянувшись на женщину, с которой спал. Это подсказало чародею кое-что о монаршестве, о чем Фернао прежде только догадывался, и ему стало грустно. Он задумался, взгрустнет ли янинка, когда придет в себя, или вздохнет облегченно. Свои соображения на этот счет у него имелись.

Как только они с королем Пендой покинули то крыло дворца, где содержался пленник, Фернао снял заклятье, замедлявшее окружающий мир до скорости сонной мухи. Теперь уже он сам вздохнул с облегчением: если бы он не рассеял чары, те вскоре спали бы сами с крайне неприятными последствиями. Полынные чары забывчивости он оставил – сил на их поддержание шло не так уж много, а без них беглецов схватили бы через пару шагов, чего Фернао вовсе не хотелось.

На Пенду оборачивалось больше янинцев, чем на Фернао, когда тот проходил дворцовыми коридорами один; растянутое на двоих заклятье действовало не так эффективно, однако держалось. Лакеи чесали в затылках, пожимали плечами так, что позавидовали бы и склонные к мелодраме альгарвейцы, и возвращались к своим делишкам.

Выйдя из дворца, Пенда оглянулся и покачал головой в изумлении.

– Я почти забыл, – признался он, – что в мире есть просторы побольше, чем залы и палаты.

– Если желаете и дальше наслаждаться ими, ваше величество, пошевеливайтесь, – бросил Фернао, торопливо устремляясь прочь, в переулки Патраса.

Король Пенда следовал за ним, не отставая.

– Скажи теперь, почтенный чародей, – поинтересовался беглый фортвежский монарх, – как намереваешься ты доставить меня из Янины в Лагоаш, где я могу надеяться даже и в изгнании вдохнуть воздух свободы?

Фернао пожалел, что Пенда выбрал именно этот момент для глупых вопросов. Ответ у него был только один.

– Ваше величество, в данный момент понятия не имею.

Следуя за зувейзинским солдатом, несущим в знак действующего между его армией и ункерлантским войском перемирия обращенное острием к земле копье, Хадджадж пробирался по изрытой воронками земле к вражеским траншеям. И солдат, и министр надели широкополые шляпы и длинные плащи – не только чтобы не оскорбить стыдликость ункерлантцев, но и чтобы не мокнуть под льющимся с грязно-серого неба дождем.