— Ой! — вскрикнула она.

— Я могу подумать об имени для тебя, — обратился я к ней.

— Пожалуйста, нет, господин! — кричала она.

Я положил свою руку на нее. Она поежилась.

— Кажется, ты хорошо информирована насчет желаний господ, — сказал я. — Я уверен, что ты так же хорошо знаешь желания рабынь.

Она тихонько заплакала.

— Я могу подумать о другом имени для тебя, — проговорил я.

— Пожалуйста, нет, господин, — сказала она.

— Но тогда зачем бы я стал так откровенно сообщать о темпераменте своей маленькой рабыни? — спросил я.

Она всхлипывала.

— Я могу назвать тебя любым именем, как ты знаешь, — сказал я.

— Да, господин!

— Сейчас на четвереньки, руки выпрямить, голову вверх! — приказал я.

Она немедленно приняла эту позу.

— Пожалуйста, не подвергай меня рабству четвероногого животного, господин, — просила она.

— Я сделаю это и буду держать тебя так, если захочу, — сообщил я ей.

— Да, господин, — ответила она.

— Возможно, я стал бы звать тебя Принцесса или Трикси, — сказал я.

Я употребил английский, произнося эти имена, так как в горианском нет точного эквивалента для них.

— Господин может делать как пожелает, — проговорила она.

— Но такие имена, возможно, лучше оставить для нашего секс-спорта, — размышлял я. — К тому же они будут мало понятны нашим горианским друзьям.

Я обошел вокруг нее.

— Из тебя выйдет чудесный пудель, — сообщил я.

Я употребил английское слово «пудель», конечно, так как такое животное неизвестно на Горе.

— Спасибо, господин, — сказала она.

— Ты бы могла быть интересной в роли пуделя, — продолжал я.

— Несомненно, я буду служить для господина разными способами, — согласилась она.

— И будешь! — сказал я.

— Да, господин, — ответила она.

Тогда я взял ее за волосы и крутанул так, что она легла на бок. Я присел рядом с ней.

— Но, в общем, — заговорил я, — я думаю, я буду содержать тебя как порабощенную женскую особь, потому что именно ею ты и являешься.

— Да, господин, — сказала она, сморщившись.

— Я мог бы дать тебе имя горианской девушки, — продолжал я, — но, поскольку ты земного происхождения и низкая рабыня, кажется более подходящим, чтобы тебе было дано имя земной девушки.

Затем я повалил ее на спину, раскинул ее ноги и овладел ею.

— Ох! — всхлипнула она тихо.

— Ты горячая рабыня, — заметил я.

— Ты собираешься назвать меня, занимаясь со мной любовью, не так ли? — в ответ спросила она.

— Возможно, — ответил я.

— И ты дашь мне имя земной девушки, не правда ли?

— Возможно.

— Даже зная, что такое имя сделает с моим рабством, превращая его в рабство земной девушки на Горе?

— Конечно, — подтвердил я.

— Жестокий господин, — произнесла она.

— Мне очень нравятся имена земных девушек для рабынь, — признался я.

— И так же горианцам, грубиянам, — добавила она.

— Земные девушки обычно ценятся на Горе как самые желанные рабыни, — сказал я.

— По крайней мере, среди самых низших и самых беспомощных, — проговорила она.

— Верно, — согласился я.

— Я скажу тебе по секрету, господин, — сказала она. — Такая рабыня, как я, не жаждет носить никакого иного имени.

— Я знаю.

Она вцепилась в меня. Я видел, что она на грани оргазма.

— Не двигайся совсем, рабыня, — велел я ей.

— Пожалуйста, господин, — проговорила она.

— Нет.

— Да, господин.

— Существует много прекрасных имен земных девушек, — заметил я.

— Пожалуйста, господин, — произнесла она.

— Филлис — очаровательное имя, — продолжал я.

— Назови меня, — просила она. — Назови меня!

— Трейси и Стефани — тоже, — говорил я, — прелестные имена.

— Любое, — сказала она хрипло, — любое! Назови меня, я прошу тебя. Я не могу терпеть! Я должна любить! Я умоляю об имени!

Я почувствовал, как ее ногти впились в мое тело. Ее глаза были безумными.

— Назови меня, мой господин, — шептала она, умоляя, — назови меня, назови меня, пожалуйста, назови меня!

— Очень хорошо, — сказал я и начал двигаться внутри нее.

Она немедленно вцепилась в меня и содрогнулась. Она посмотрела на меня неистово. Затем беспомощно откинула голову назад.

— Я называю тебя Беверли, — произнес я.

— Я — Беверли! — закричала она. — Я — Беверли!

И тут, в считанные мгновения, она уже рыдала и хваталась за меня.

— Я — Беверли! — всхлипывала она. — Я — Беверли!

Затем, спустя какое-то время, все еще прижимаясь ко мне, она лежала, дрожа, в моих руках.

— Я — Беверли, — прошептала она.

Потом, спустя еще несколько мгновений, она откинулась на мехах, отвернувшись от меня, вытянув колени.

— Мой господин назвал меня, — проговорила она. — Я — Беверли.

Я встал и посмотрел на нее сверху вниз. Она перекатилась на спину и подняла на меня глаза.

— Как твое имя? — спросил я.

— Беверли!

— Я не думаю, что ты забудешь свое имя, — проговорил я.

— Нет, господин, — улыбнулась она.

— Не забывай также, — сказал я, — что ты носишь его сейчас как простое имя рабыни.

— Да, господин, — согласилась она, — я не забуду.

Она знала, что у рабыни не больше прав на имя, чем у тарска, или слина, или любого другого вида домашних животных. Беверли перевернулась на живот и начала целовать мои ноги. Затем она поднялась на колени, продолжая целовать мои ноги, и стала осыпать поцелуями лодыжки и икры.

— Я люблю тебя, господин, — шептала она.

Когда она подняла голову, со слезами на глазах, она казалась испуганной, встревоженной. Она положила ладонь на мою левую руку.

— Господин, — сказала Беверли, — прости меня! Я причинила боль господину!

На моих руках была кровь от ее ногтей, на левом плече остался след от укуса.

— Это ничего, — успокоил я ее.

Она поднялась на ноги, целуя раны.