– Видел, – ответил Уорик.

Вообще Хамфри Стаффорд был ему симпатичен. Пожалуй, он заслуживал лучшей доли, хотя бы за беспорочность службы. Но уж так сложилось. В Англии на этот год едва ли есть удалец, что мог бы выстоять с мечом против Марча.

– А Эгремонт на мне, – сказал ему Уорик.

Марч склонился в куртуазном жесте, словно бы уступая сюзерену дорогу, но в мгновение ока крутнулся в тот момент, когда Джеймсон сразил мечом бегущего на них человека, прорубив ему кольчугу. Марч рассмеялся, хлопнув молодчину-кузнеца по плечищу, и в этот момент снова напомнил Уорику мастифа из Кале. Прервав на этом разговор, Уорик прошел сотню ярдов побоища, держа путь на флаги с цветами Перси, которые с его приближением неожиданно покачнулись и упали. Уорик выругался, расталкивая кентцев.

– Эгремонт мой! – провопил он во внезапном испуге, что по какой-нибудь причине не сумеет свершить месть над врагом своей семьи. Его люди отодвинулись, открывая шестерых рыцарей в доспехах, окруживших своего лорда. Томас Перси стоял, держа руку на рукояти меча и используя этот момент для отдыха.

– Ричард Невилл! – подняв забрало, крикнул он со злым весельем. – Простолюдин, что был когда-то графом! А что это возле тебя за тролль, а, Ричард? Иль это просто дуб?

– Дай я его прибью, – прорычал Марч.

– Дам, – отозвался Уорик. – Но только если я упаду. Не раньше.

Он был все еще свеж: рубиться всерьез ему не давали передние ряды. До Уорика неожиданно дошло, что он где-то потерял свой щит. Выставив руку, он получил его от кого-то из своих людей и натянул ремни на предплечье. Тяжести от доспехов не ощущалось, и он чувствовал себя уверенно, хотя лорд Томас Эгремонт был известен своей опытностью.

Лорд Перси шагнул Уорику навстречу. Стоящие рядом помятые рыцари желанием длить борьбу явно не горели: и так уже в окружении. Суровое безмолвие этого средоточия боя, казалось, подчеркивалось тем, что вокруг сладко и беззаботно заливались по всему полю птицы. Словно проникшись ощущением бессмысленности всей этой резни, те, кто сражался, разошлись, а ратники короля побросали оружие, предпочтя гибели поражение.

– Может, сдашься, Томас? – поинтересовался Уорик. – День-то, похоже, за нами.

– Да будь и так, неужели ты бы принял мою сдачу?

Уорик, скептически улыбнувшись, покачал головой:

– Пожалуй, нет. Точно нет. Просто любопытно было: а вдруг ты попробуешь.

Вместо ответа Эгремонт скинул забрало и резким выпадом ударил Уорику по щиту – раз, и другой, и третий, – оттесняя противника назад. Он был напорист и быстр, этот лорд Перси, хотя четвертый удар вышел уже как-то вскользь, а сам он пошатнулся. Уорик выбил у него щит и сделал в боку доспеха внушительную вмятину.

Эгремонт, ахнув под забралом, пал на одно колено. Уорик ждал. Повременив, Томас молнией вскочил с земли и ударом снизу чуть не вышиб у противника щит, расщепив ему край. Ответный удар Уорика пришелся ему в то же место на боку, окончательно пробив пластины.

Эгремонт снова упал на колено, шумно, с сипом переводя дыхание. Во второй раз он поднялся уже со стоном, заметно покачиваясь и прикрывая бок рукой. Уорик рубанул его сбоку по шее. Томас Перси рухнул плашмя, лицом вниз, и шлем его вжался в траву. Лишь тогда взгляду Уорика открылась кожаная рукоятка кинжала, вонзенного меж спинными пластинами доспеха. Еще до поединка из Эгремонта каждую секунду струилась кровь, и он, безусловно, чувствовал, как вместе с ней из него уходят силы. Больше Эгремонт уже не поднялся, а шлем с него сорвал и откинул Эдуард Марч, обнажив безжизненное, меловое лицо в синяках.

Тогда Уорик огляделся, вбирая глазами брошенные мечи и наваленные всюду груды трупов. Сердце гулко стучало, и он тоже снял шлем. А подержав, высоко его подкинул, разразившись победным воплем. Мгновенно подхваченный сотнями кентских молодцов, этот оглушительный, по-звериному хриплый рев раскатился, казалось, на многие мили.

Уорик обернулся к Марчу с ощущением: что бы тот сейчас ни брякнул, настроение все равно не будет испорчено.

– Ну что, к королю? – с пониманием ловя этот взгляд, хохотнул Марч.

– Ну да, – кивнул Уорик. – К нему.

Оба разом повернулись туда, где возвышался королевский шатер.

Король Генрих, оказывается, все так и сидел в полумраке под своим пологом. Доспехи он каким-то образом снял, и теперь на нем поверх шоссов была лишь длинная черная котта. Не было и украшений, кроме ажурного королевского креста на золотой цепочке. Пригибаясь под пологом, Марч поразился мысли: и этот человек – монарх – все это время сиднем сидел в тишине, когда рядом гибли тысячи его подданных.

– Ваше величество? – подал голос Уорик.

Убедившись, что рядом нет ни стражи, ни даже слуг (разбежались решительно все), меч он убрал в ножны.

Генрих хмуро поднял голову.

– Вы меня убьете? – с гордой томностью спросил он. – Поднимете руку на государя? – Было видно, что его бьет дрожь. – Прольете монаршую кровь?

– Да надо бы, – делая шаг вперед, сказал Марч, а когда Уорик ухватил его за предплечье, гневно обернулся. Физически стряхнуть с себя руку Уорика он мог запросто.

Уорик с настойчивостью, тихо и быстро заговорил:

– Если король умрет здесь, то трон унаследует его сын Эдуард Ланкастерский. Малец, который любовью к нам пылать не будет.

Марч раздраженно хмыкнул, а у Уорика округлились глаза: в правой руке у молодого графа зловеще поблескивал кинжал.

– Мне-то что до этого? – бросил сын Йорка, буравя взглядом худощавую фигуру, понуро сидящую перед ними на ложе. – Его линия слаба. Я ее не боюсь.

– Ты подумай о своем отце! – чувствуя, как внутри вскипает гнев, воскликнул Уорик. – Титул герцога Йоркского не возвратится к нему до тех пор, пока не будет отозван Акт о лишении прав состояния. При живом же короле Генрихе его Печать и парламент возвратят нашим семьям все, что мы потеряли.

К его облегчению, Марч с утробным рыком кинжал все-таки убрал.

– Что же, пусть, – сказал он. – Доделать дело можно будет и после. Мне ни к чему король, лишающий меня наследства.

Уорик снял руку с предплечья Эдуарда, чувствуя тошную муть от того, насколько близко был этот недотепа от убийства еще одного такого же, что взирал на них сейчас расширенными потемневшими глазами. То, что Марч от своей темной мысли еще не отказался, читалось во всех его движениях.

– Все наши чаяния осуществились, Эдуард, – произнес Уорик медленно и внятно, разговаривая как будто с мастифом, готовым рвануться с поводка в смертоносном прыжке. – Короля мы отвезем обратно в Лондон и там встретимся с твоим отцом. Так что уймись, прошу тебя. Победа за нами.

Йорк провел ладонью по гладкому белому квадрату, зачищенному и готовому под покраску. Когда-то панели этой комнаты представляли собой непрерывное, без прогалин, пестроцветие с гербами каждого знатного дома Англии. Одним из удовольствий молодости Йорка было, приезжая в Вестминстерский дворец, видеть герб своего дома гордо красующимся наряду с другими, столь же благородными. А вот теперь нет. Раскрашенные панели по четырем стенам комнаты ведали своей геральдикой об истории каждого из древних высокопоставленных родов. Теперь же три белых квадрата в этой непрерывной череде словно зияли, уродовали общую картину безобразным бельмом. Три выскобленных и замазанных светло-светло-бежевой штукатуркой герба Йорка, Солсбери и Уорика, вымаранные скорыми на руку королевскими геральдистами. Хорошо хоть уцелела эмблема графа Марчского: четыре равных поля – синее, желтое, красное и белое. Похоже, делопроизводители королевских судов пребывали в нерешительности, включать ли в Акт еще и этот титул, уже вроде как переданный по наследству.