скоро почели говорить о милостивом твоем в его беде утешении. Долго не верил, но коли увидел за такой прастырь (пластырь) душевной, кое мог благодарение воздать и говорит: слава Богу; что любо, то взял; однакожь мой милостивый государь меня не забыл и был якобы человек. А как писмо пришло, что там похоронили, как спасса: славу Богу. Но я всяко разговаривал, что будет пожалован и укажет государь тебе взять тело». Тело князя Ф. И. Троекурова было действительно отправлено в Москву, затем отвезено в Ярославль и погребено в ярославском Спасском монастыре в декабре 1695 г., причем на похороны выезжал из Москвы сам Петр[396].

Горе не заслоняло у Петра других забот и впечатлений, и в тот же день, 8 сентября, когда он писал Ромодановскому и Б. А. Голицыну о потере друга, он, отвечая на письмо Кревета, ведет речь о высылке ему инструментов. Еще в мае 1695 г. с пути к Азову он посылал Кревету образцы инструментов и требовал, чтобы изготовляемая для него готовальня была настолько легка, чтобы ее можно было носить на поясу и чтобы все «снасти были субтильны». Кревет писал царю, что его требование о легкости инструментов было встречено с недоверием: вряд ли царю придется носить инструменты, он будет возить их с собой в коляске. Петр, остря по этому поводу, описывает Кревету, в каких условиях ему приходится жить: не только что ездить в коляске нельзя, но и ходить по траншеям можно только с трудом и под угрозой выстрелов из осажденного города. «Письма твои августа 13 дня, другое о инструментах, третьея 27 дня писанные, мне отданы, в каторых, выразумев за уведомления всяких вестей, благодарствую. В тех же письмах пишешь ты, что не поверели они, что мне носить, но в коляске возить; и то воистинну не ведоючи зделали, потому что они дорог наших не видали, по каторым мы ходим, в каторых не толко что в каляске, но и пеши нокланясь ходим, потому что подошли к гнезду блиско и шершние роздразнили, каторые за дасаду свою крепко кусаютца; аднако гнездо их по маленку сыплетцо. Piter»[397]. Виниус в своих письмах от 19 и 28 августа продолжал сообщать Петру о событиях в Западной Европе: венецианцы одержали победу над турками под Коринфом, причем турки потеряли 7000 человек, а венецианцы 400; есть также известие, что они победили турок и на море, но это последнее известие нуждается еще в подтверждении. У цесарцев и у поляков столкновений с турками пока еще не было. Король английский осаждает Намюр: «под Намуром в великих трудех, толко та осада ево не толикие, рассуждают, славы, елико истери людей и к тому знатных принесет». Эта осада, наконец, привела к результату: Намюр сдался, однако союзники потеряли город Диксмюйдель, в котором французы взяли в плен больше 4000 ратных людей: англичан, голландцев и датчан. «Min Her, — пишет ему Петр 8 сентября. — Писма твои, августа 13 дня и 27 (?) писанные, мне отданы и за ведомость вашего пребывания благодарствую. А здесь, дал Бог, здорово; а что впредь станет делатца и о том писать буду. Piter»[398].

XXVII. Взрывы мин. Приготовления к новому штурму

Неприятельская кавалерия, стоявшая лагерем вне города и часто менявшая места своих стоянок, назойливо тревожила осаждающих своими набегами, обыкновенно, однако, не причинявшими больших уронов. Набеги эти вели по большей части к незначительным стычкам; цель их нередко заключалась в угоне казачьих лошадей, пасшихся на прибрежных лугах под каланчами[399]. Но 8 сентября такой набег принял характер кавалерийского столкновения гораздо бoльших размеров. Татарам удалось завлечь казаков и причинить им большие потери. После обеда, рассказывает Гордон, выехали турки и татары к лугам у каланчей и, приблизившись, перестреливались с нашей кавалерией. Была послана тысяча казаков, чтобы помешать неприятелю предпринять что-либо против стоявших у каланчей судов. Гордон сам отправился туда с отрядом пехоты. Заметив, что казаки были по большей части пьяны, Гордон говорил им, чтобы они не отходили далеко от фортов. Но, отразив раз или два магометан, казаки неосторожно погнались за ними слишком далеко в поле. Татары намеренно отступили, но, когда заметили, что достаточно далеко заманили казаков, с невероятной быстротой обратились против них, причем многих убили, многих взяли в плен, остальных загнали в болото и расстреливали их там еще несколько времени. Было убито около ста и около тридцати взято в плен. Работы над траншеями в течение сентября усиленно продолжались. К 10 сентября траншеи Гордона были по большей части доведены уже до неприятельского рва. 11-го он ездил к Петру и докладывал ему об успехе этих работ, но в то же время принужден был пожаловаться на недостаток бомб и пушечных ядер при непрекращавшейся канонаде города. 12-го царь приходил к Гордону показать письмо, которое он намеревался вновь бросить в город с приглашением к осажденным сдаться. Письмо, замечает Гордон, составлено было вполне хорошо, но все же Гордон отнесся отрицательно к самой этой попытке, потому что считал ее ненужной и неприличной. К 13 сентября казаки продвинулись со своими апрошами к неприятельскому рву и стали его заполнять. Свои работы они вели под защитой блиндажей, выдвинутых вперед на колесах. В ночь на 13 сентября турки сделали против них вылазку и, бросая гранаты и всякие зажигательные снаряды, ручные бомбы и камни, прогнали казаков с их позиции, сожгли блиндажи и машины и стащили доски, которыми казаки прикрывали свои ложементы. Урон казаков был довольно значителен: они потеряли 20 человек убитыми, 50 ранеными и взятыми в плен. В этот день собирался военный совет, «на котором, — не без раздражения замечает Гордон, — по обыкновению ничего как следует не было решено». Письмо с приглашением осажденным сдаваться, которое приносил Гордону Петр, было 14 сентября брошено в город с трех разных сторон, с каждой стороны по шести экземпляров: по три на русском языке и по три на турецком. Каждый экземпляр был прикреплен к стреле и так пущен в город. Турки и на этот раз не обратили на предложение никакого внимания. Между тем осаждающие стали беспокоить неприятельские оборонительные сооружения взрывами мин. 14 сентября была взорвана мина, заложенная со стороны траншей Гордона; взрыв, однако, не был удачен и вместе с неприятельскими сооружениями повредил и часть галерей самого Гордона. Может быть, этот взрыв был предметом доклада Гордона Петру 15 сентября, о котором он пишет: «Я ездил к каланчам и говорил с его величеством о разных делах». 15 сентября вал, выведенный со