Элегантностью своего стиля Федерер обязан тому, что его удары являются современной версией классической техники, которая появилась в период распространения деревянных ракеток (он сам описал свой стиль как «современное ретро»). Он, вероятно, защитил свой организм от негативных последствий увлечения современной техникой. Еще слишком рано говорить об этом с уверенностью, но его бедра и поясница подвергаются меньшему сотрясению при выполнении ударов с отскока благодаря тому, что он меньше вращает своим корпусом, что характерно для двуручных бэкхендов и сильных ударов с прокруткой, идущих от кисти форхендов современного стиля. Что интересно, он экспериментировал с двуручным бэкхендом в возрасте двенадцати лет, но обнаружил, что из-за него «больно везде, и в грудной клетке, и в запястье». Он испытывает облегчение от того, что остановился на одноручном варианте, который, по его словам, «по ощущениям намного свободнее». (Он говорил: «Двуручный бэкхенд у меня? Невозможно это себе даже представить. Я не мог этого сделать. Мяч бы подлетал к крыше стадиона. Я бы так даже в ТОП-100 не вошел». Хотите – верьте, хотите – нет.)

И его игра также выглядит очень легкой. В «Моментах ‘05» швейцарский журналист Фредди Видмер пишет: «Федерер играет так, что кажется, будто его сторона корта меньше, а сторона соперника – больше, и у него на удары больше времени, чем у соперника. Возникает желание порвать книгу с правилами и позволить сопернику отбивать мяч после двух отскоков, после одного отскока у Федерера – просто справедливости ради. Во многих ситуациях кажется, что Федерер знает, что, вероятно, сделает его соперник еще до того, как тот сам это поймет».

Эта колоссальная смесь достижений, стиля и общего образа была свойственна Джону Макинрою, который годами говорил о том, что Род Лейвер был величайшим теннисистом и что тот период, в который играл он, Борг и Коннорс, был величайшим. Хотя то, что говорит Макинрой, восхваляет и его самого (когда они с Боргом играли в кругу «старичков», он продвигал идею того, что их эпоха была «золотой», и это отлично ему подходило!), он значительно изменил взгляды на сегодняшний теннис по сравнению с конца 70-х – начала 80-х. И его высказывания о Федерере становятся все восторженнее.

«Роджер – величайший теннисист всех времен, – сказал Макинрой в интервью перед турниром АТР в Цюрихе в начале 2010 года. – Он – наипрекраснейший теннисист из всех, что я когда-либо видел. Мне никогда не надоест за ним наблюдать. Род Лейвер – мой идол, Пит Сампрас – величайший игрок на кортах с травяным покрытием, но Роджер – величайший теннисист из всех. Думаю, мы все должны ценить то, насколько невероятно он вырос в последнее время. Он показал немного больше эмоций на корте, и он стал папой. Он кажется более человечным, более близким. Благодаря этому то, что он делает, кажется еще более потрясающим».

Так что и с точки зрения статистики, и стиля, и эмоций можно сказать, что Федерер является величайшим теннисистом в истории этого вида спорта, и в плане совокупности всех его характеристик сравниться с ним не может никто.

Он легенда тенниса, но каков он как человек?

В Роджере Федерере скрыт парадокс: он очень открыто выражает свои эмоции и наслаждается общением с людьми и в то же время ревностно охраняет свою личную жизнь. Поэтому сложно оценить развитие его характера в течение его теннисной карьеры. Кроме того, некоторые из его нынешних черт характера могут носить временный характер и служить для того, чтобы защитить его от постоянной угрозы вмешательства – угрозы, которая может уменьшиться, когда он уйдет из поля зрения общественности. Однако, по мере того как он приближается к закату своей карьеры, Федерер как человек пользуется очень хорошей репутацией: он остается человечным вопреки тому, что за ним постоянно наблюдают, требуют его времени, перед ним преклоняются.

По природе он очень позитивный человек. В интервью с Полом Киммаджем для Sunday Times в ноябре 2009 года он рассказал, что, когда они с Тайгером Вудсом участвовали в съемках рекламы для их поставщика одежды, в сценарии были строки: «Я люблю побеждать» и «Я ненавижу проигрывать». Роджер сказал, что очень хотел взять себе реплику «Я люблю побеждать», а Тайгер с удовольствием взял «Я ненавижу проигрывать». Федерер чувствовал, что то, что он любил побеждать, гораздо лучше его характеризовало, чем страх поражений. «Я – позитивный человек, я очень позитивно мыслю, – сказал он. – Для меня ненависть к поражениям носит несколько негативный характер. Я всегда мечтал заниматься тем, чем я занимаюсь сейчас, но так тяжело продолжать побеждать и продолжать любить теннис из-за всех путешествий и жертв. Так что я просто сказал: «Я не позволю, чтобы это случилось со мной. Я буду придерживаться позитивного подхода: путешествовать всегда здорово, я увижу разные страны, культуры и места, которые бы никогда не увидел, если бы не был теннисистом». Моей жене это нравится, мне это нравится, так что давайте вместе хорошо проводить время, потому что это не будет продолжаться вечно, до тех пор, пока мне не стукнет семьдесят».

Частично его позитивный подход дает ключ к тому, как он понимает свои обязанности перед спортом в целом. «Я стараюсь быть хорошим ради игры, – говорит он. – Я стараюсь, чтобы после моего ухода теннис стал лучше, чем когда я в него пришел. Это тяжело. Я очень благодарен легендам тенниса, которые заложили для нас великолепную основу. Конечно, Большие шлемы крайне важны, но я стараюсь уважать каждый турнир, на который меня приглашают. Люди платят за билеты, и я хочу соответствовать их ожиданиям».

Важной составляющей его позитивности является наслаждение от взаимодействия с другими. У него хорошие отношения с большинством из тех людей, с которыми ему приходилось иметь дело. Единственное исключение – это судьи на вышке. С ними взаимоотношения складываются не так, как с остальными, – по крайней мере, во время матчей.

Он не святой и в напряженной ситуации может повести себя как горячий подросток. Возможно, он смирил свой горячий нрав, но не устранил его. Судьи же вынуждены участвовать в напряженных ситуациях. Федерер редко смотрит на судей, когда говорит с ними, он был непривычно груб с Джейком Гарнером в финале Открытого чемпионата США 2009 года. Он ненавидит электронную систему контроля, и то, как он это выражает, граничит с высокомерием. Возможно, это вовсе не высокомерие. Вероятно, ему не нравится эта ситуация, но он не знает, как с ней справиться, – но выглядит это не очень хорошо. Для Федерера было бы типичнее посмотреть на судью и сказать: «Проверьте мяч, пожалуйста», а не бормотать в бороду: «Проверка». Или вообще едва поднимать левую руку – точь-в-точь молодой сквайр, подзывающий чернокожего официанта. В последнее время он стал лучше себя вести, но, учитывая то, что он убежден в необходимости быть вежливым со всеми, кажется, что над его отношениями с судьями еще надо поработать.

Несмотря на свое богатство – или, возможно, вопреки ему, – он все еще понимает, что в жизни в самом деле важно, а что – не особенно. Его работа с Фондом Роджера Федерера может считаться просто хорошим пиар-ходом или данью моде. Это вряд ли справедливо, учитывая его тесные связи с Африкой в целом и Южной Африкой в частности. Он знает, что значит страдание для местных жителей, и его быстрая реакция на гуманитарные катастрофы наводит на мысль о том, что он знает, что на самом деле важно делать.