Относительно состава группы сведения противоречивы. Бывший начальник штаба дивизии В. Д. Гайке в своих послевоенных воспоминаниях писал, что в группу входил один пехотный батальон, а Р. Долинский утверждал, что батальонов было два.

О том, в каких условиях формировалась группа, свидетельствует отрывок из статьи, опубликованной в газете «Вести комбатанта»:

«Тревога. До рассвета мы получили оружие, амуницию и сбрую для лошадей. Каждый ремешок отдельно. Собрать такую сбрую было нелегко. Я взял рисунок, на котором был нарисован запряженный конь, вывел коня и при помощи рисунка начал собирать упряжь. Между ездовыми и возницами есть такие, что не имеют ни малейшего представления, а коней впервые увидели в дивизии, не знают запряжки, не умеют ездить верхом. Худшим является то, что они еще не стреляли из орудий… ездовые сидят первый раз на конях, одни кони тянут вперед, другие назад, одни скачут, другие ложатся на землю. С такими конями требовалось выйти на боевое задание». Свидетелем и участником этих событий был бывший гауптштурмфюрер СС Михайло Длябога.

Слова сотника подтвердил и штурмбаннфюрер СС Евген Побигущий, более того, он сообщил, что каждый пехотинец выступал против партизан, имея в подсумках всего по 15 патронов на винтовку.

Группа действовала в районах Любачева, Чесанова, Тарнгорода, Билгорая и Замостья. Солдаты группы не имели теплого зимнего обмундирования, а ночевали обычно в полях, т. к. им было приказано в села не входить.

Сведения о боевых успехах боевой группы противоречивы. По одной информации группа фактически уничтожила прорывавшееся в район Львова партизанское соединение под командованием Л. Шукаева, между Билгораем и Тарнгородом столкнулась с советским отрядом численностью в 400 человек и после тяжелого боя пленила около 200 человек. Возможно, эти боевые действия вел один из полицейских полков, сформированных из украинцев.

В одно из селений группа вошла, и поэтому уже после войны ее действия в этом селе стали предметом споров между украинскими и польскими историками. Поляки утверждают, что украинцы спалили село Гута Пеняцкая, не пощадив никого, включая детей и стариков (500 человек). Украинская сторона (ветераны дивизии) утверждает, что в село группа была вынуждена вступить с тяжелыми боями и понесла потери, т. к. оно было гнездом московских и польских партизан.

Анализируя немецкие, польские и советские документы тех лет, становится очевидным, что действительно село Гута Пеняцкая, как и ряд других польских сел этого района, было базой целого ряда польских и советских партизанских отрядов. Самообороной села командовал бывший поручик Войска Польского Казимир Войцеховский, который тесно сотрудничал с инспекторатом Армии Крайовой в бродском подполье. Еще до прибытия группы Байерсдорфа в район в этом селе получила убежище и постой группа советских партизан Бориса Крутикова из партизанского отряда Дмитрия Медведева. Поляки совместно с советскими партизанами участвовали в боях с отрядами УПА. Обычно такие бои заканчивались не только разгромом отрядов украинских националистов, но и разграблением и уничтожением близлежащих украинских сел. При этом победители проводили мероприятия, после 2-й мировой войны получившие наименование «этническая чистка». Аналогичным образом поступала украинско-немецкая сторона. Такой характер боевые действия приняли по всей территории оккупированной Украины и Польши с регионами компактного проживания украинского либо польского населения.

При подходе немецких войск к Гуте Пеняцкой с ее околицы был открыт интенсивный пулеметный и ружейный огонь. Наступавшие развернули боевые порядки и повели наступление на село по всем правилам воинского искусства. Бой в селе продолжался длительное время, трофеями немецко-украинских карателей стали автоматическое оружие, взрывчатка и боеприпасы партизан. В ходе боя за село украинские подразделения понесли потери в личном составе. Судьба села в таких условиях была предопределена. Следует также отметить факт участия в карательных операциях против польских сел и украинской полиции. Не исключено, что в составе полиции за польскими партизанами «бегали» вчерашние члены УПА, до этого «бегавшие» от поляков.

Один из участников тех событий так свидетельствовал о боевых действиях группы:

«Не помню, что было до того дня, когда напутственной речью нас провожал Шнеллер. Построившись в колонну, мы начали маршировать до соседнего села, отдаленного на несколько километров. Он приказал нам петь песню, но как только мы вышли на горбок, посыпались выстрелы из пулемета и винтовок. Мы сразу же рассыпались в цепь и залегли. Установив пулеметы на станки, открыли огонь по противнику. Приказали нам окопаться. Но где там! Земля замерзла, трудно было выкопать ямку, не то что окоп. Полежали мы так до вечера, крепко замерзли, а когда стемнело, собрали нас, и пошли мы гуськом тропинкой в сторону села. Был там малый мостик через ручей. Мы шли гуськом на другой берег русла. Тут услышали взрыв и крики раненого. Это взорвалась мина, и одному из наших оторвало ногу по колено. Крики, стоны, поиски санитара… А мы идем дальше, и души наши на плечах. А если снова кто встанет на мину? А может, я?

На наше счастье, все этим одним взрывом и закончилось. Дошли мы до села, а партизан и след простыл. Они ушли на санях. Остановились мы тут, выставили посты, а на следующий день снова вышли в погоню. Так и продолжалось, когда мы прибывали в село, покинутое партизанами, их не было, ибо они своевременно уходили из сел. Так мы и забавлялись, как кошка с мышкой, и никак не могли отловить их…»

По свидетельству Вольфа Дитриха Гайке, группа задание фактически не выполнила. По прибытии на место она попала под командование генерала полиции в Перемышле, не имевшего ни малейшего понятия о командовании армейскими частями. После четырехнедельных боев и походов по пересеченной местности группа вернулась в место расположения дивизии в Нойхаммер.

Уже после возвращения группы в дивизию стала поступать информация о различных проступках, совершенных военнослужащими в период боевых действий. Это объяснялось отчасти тем, что группа оперировала в местности, населенной преимущественно поляками. По приказу Фрайтага многие из дивизионников, понесли наказание.

Сам оберфюрер СС Фрайтаг после возвращения с учебы в дивизию заявил, что никогда бы не стал исполнять такой нелепый приказ о выделении боевой группы, т. к. ему известно, какими способами местные полицейские начальники действуют на местах и как ловко они умеют прикрываться именем рейхсфюрера СС. Ему также стало известно, что Гиммлер никогда не давал приказа о выделении из дивизии боевого отряда. Он лишь обсуждал с обергруппенфюрером СС В. Коппе возможность участия солдат украинских формирований в боевых действиях против Ковпака. Как истый служака Коппе «в лепешку разбился», чтобы заполучить украинцев на антипартизанский фронт.

Формирование дивизии не осталось незамеченным со стороны ОУН-УПА С. Бандеры. В руководстве ОУН-УПА фактически произошел раскол по вопросу взаимодействия и влияния на дивизию. Взращенные абвером кадры из числа бывших «дружинников» во главе с Романом Шухевичем (Тарас Чупринка), сами получившие немецкое воинское образование, предлагали высшему руководству не противиться набору в дивизию молодежи и выслать в ее ряды максимально возможное число своих людей. Эту же идею поддержали офицеры Краевого войскового штаба ОУН Львовского округа, при этом некоторые из них демонстративно записались добровольцами в дивизию. Против дивизии выступили Главная команда УПА (ГК УПА) под руководством Клима Савура и Леонида Ступницкого (Гончаренко), а также Краевой провод ОУН на западноукраинских землях, предлагавший провести акцию бойкота в отношении набора в дивизию.