Особые возможности своего «седла» Эдуард, конечно же, не раскрывал – иногда в горячке учебного боя сделать это было непросто, но он старался как мог, тратя силы и внимание еще и на это, поэтому, услышав в конце очередной самоубийственной атаки похвалу инструктора, в тот раз рядом с ними был как раз Лупус: «Молодец, Атанасиус! Ты его сделал!», испугался, не выдал ли себя ненароком. Решил, что нет – просто «крыло» ошибся, но «ошибка» повторилась еще несколько раз, причем хвалили уже другие инструкторы, и не только его, Эдуарда. Похоже, это был с их стороны такой способ заставить подопечных поверить в выполнимость порученной им миссии. Эдуард, однако, никаких иллюзий более не питал: все атакующие Дракона всадники – как возглавлявшие колонну, так и ее замыкающие – были равно обречены. Ну, может быть, все, кроме него с его уникальным «седлом».

На учебные занятия всадники вылетали с капсулами на сцепке, однако те пока что были пусты: занять в них свои места оруженосцам предстояло лишь во время настоящего сражения. Изабеллу за ту неделю, что длились тренировки, Эдуард видел лишь однажды: узнав, что девушка не прописана в «седле» всадника, «крыло» Лупус потребовал незамедлительно сие упущение исправить. Процедура прошла без проблем: собственное «седло» беглой королевы было из Второй Верфи, и боевая машина Эдуарда девушку признала. Переговорить им удалось лишь коротко: выяснилось, что пока всадники бешеными кометами носятся туда-сюда, оруженосцы наслаждаются жизнью – вкусно кушают и сладко спят. Оно и к лучшему, пожалуй, насядь драконья кровь на Изабеллу в половину того, что выпало на долю Эдуарда, как бы та не возроптала и не выдала себя.

Еще на Шорре они условились, что сохранят информацию о Свободном Королевстве в тайне от Драконов. Эдуард справедливо полагал, что, узнав правду и начав копать, драконья кровь быстро дознается, кто он есть на самом деле, – с соответствующими последствиями. Изабелле же он в подробностях – на сколько хватило времени – расписал безрадостную жизнь, ожидающую ее в качестве Хранительницы Верфи при Владыках, где-то, может, несколько и сгустив краски, но не сильно. Впрочем, девушка и сама тогда не горела желанием делиться с кем-то своим Королевством – а уж тем более с Драконами, «справедливость» которых в таких вопросах давно вошла в Новом Мире в поговорку. Но все ведь познается в сравнении, не так ли? Стань жизнь Изабеллы среди драконьей крови чуточку менее беззаботной – и кто даст гарантию, что девушка не решит обменять свой комфорт на оставшиеся в Свободном Королевстве три тысячи «седел», да еще при этом и рассчитаться чужими руками с обидчиками?

– Ну и для чего же? – спросил Хайма Валентин, и Эдуард, вынырнув из своих мыслей, прислушался к разговору товарищей. – Для чего изнуряют, по-твоему?

– Они хотят сделать из нас големов, – заявил мальчишка. – Не думающих и не рассуждающих, тупо исполняющих приказы.

– Что еще за големы такие? – поинтересовался Эдуард, ни о чем подобном ранее не слышавший.

– Это… – Хайм замялся, подбирая нужные слова. – Это создания вроде людей, только вместо мозгов у них в голове свиток инструкций. И делать они могут только то, что написано в этом свитке. В древности питты умели их, големов, изготовлять и использовали на разных тяжелых и опасных работах – вот как нас тут.

– Тебя послушать, так древние питты чего только не умели, – усмехнулся Валентин. Хайм сам был питтом – редкая птица в среде всадников, куда чаще они если уж покидали родную планету, то шли по торговой стезе, из-за чего время от времени мальчишка подвергался насмешкам и подначкам, в основном, впрочем, беззлобным. – Верфь и Гнездо не они часом создали?

– А кто же еще? – искренне удивился такой постановке вопроса Хайм. – Не нарты же? Они только ломать все горазды, а создавать – это как раз к питтам.

Ни одного нарта среди присутствовавших не имелось, и выступить в защиту бывшей благородной нации оказалось некому.

– У питтов не было в Новом Мире своей Верфи, – счел тем не менее за благо заметить Эдуард, считавший себя благодаря общению с леди Анной и особенно с Францем неплохим знатоком по части древней истории. – Равно как не было и у асатов.

– А на чем же они тогда, по-вашему, летали, где брали «седла»? – язвительно поинтересовался мальчишка.

– На чем летали? – сам он задать этот вопрос тому же Францу в свое время не догадался, пришлось теперь соображать собственной головой. – На чем из Ветхого Мира сюда пришли, на том и летали, – предположил рыцарь.

– Что, и Драконов в Угол загнали, не имея за душой Верфи?

– Драконов изгнали асаты при Диктаторе Глебе, сыне Уилла, – сказал Эдуард, вновь ступая на твердую палубу Официальной Истории. – А Драконий Угол – это и вовсе дело куда более позднее – 392-й год эры нартов.

– Ну, не знаю, – отмахнулся Хайм. – Мне дед по-другому рассказывал.

– Расскажи лучше, как ты в оруженосцы всаднику Татиону попал, – предложил ему Валентин, прихлебывая из кружки эль. – Я его немного знал, Татиона: не очень-то он вашего брата питта жаловал.

– Это долгая история, – оживился Хайм, как видно, польщенный вниманием старшего коллеги. – Началось все с того…

Не особо прислушиваясь к его рассказу, Эдуард протянул руку к кувшину и наполнил кружку. А ведь мальчишка прав: големов из них и делают. Таких, чтоб выстроились по команде в колонну и, не рассуждая, пошли в атаку. За Алое пламя против Белого – вперед! На смерть! Именно что на смерть. И ведь так все и будет. Высушат мозги муштрой – сам не заметишь, как первым пойдешь на убой. Сколько их тут, кто еще худо-бедно соображает? Он, Хайм да Валентин – все, остальные, почитай, готовые големы – вон, даже эля не хотят. А то ли еще будет?

– …тут дед мне и говорит: «Ну, Хайм, ты – не медаль, на шее у меня – не место тебе, а иди-ка ты в люди…» – донесся до сознания рыцаря голос мальчишки. – И пошел я в люди…

– Суров он, дед твой, – кивнул Валентин.

– Что есть – то есть, – подтвердил Хайм. – Только я бы и сам от него сбежал. Не тогда, так через год. Может, оно и к лучшему…

Сбежать. Да, так и нужно поступить – сбежать. Вот только легко сказать, трудно сделать. Последний реальный шанс был на Шорре – тогда казалось, что это нереально, но теперь, задним числом, Эдуард понимал, что возможность для бегства все же была. Еще до того, как драконья кровь высадилась на поверхность, – рвануть на бреющем прочь от населенных мест, спрятаться где-нибудь в горах – к востоку от мансиона были какие-то горы. В суматохе его могли и проглядеть: не было у драконьей крови времени на то, чтобы обшаривать каждое ущелье. Ну да что уж теперь об этом…

С Дракона же сбежать невозможно. Во время тренировок всадник все время на виду, инструктор следит за каждым покачиванием крыла подопечных. В первый учебный день один бедолага выбился из колонны – едва ли на уме у него было что-то худое, просто устал к концу дня, «поплыл» с непривычки, потерял ориентацию в пространстве… Несчастного сожгли вместе с «седлом» – расточительно, зато наглядно, прочим в назидание. К слову, больше за все время занятий никто ни разу строя не нарушил.