В отчетах оборотников-первопроходцев нигде не значилось название железного города, и вскоре Эдвард к своему удивлению обнаружил причину. Аборигены звали столицу Индастрии не иначе как просто «Город». Общаясь с ними и совершенствуя владение языком, вазари не раз уточнял у новых знакомцев, с которыми тут и там заключал сделки, не возникает ли путаницы, – в мире ведь наверняка есть и другие города. На это ему неизменно давали один ответ: да, другие города есть, но когда речь заходит о Городе, все неизменно понимают это, потому что их славный Город – это не какой-то там, хм, город! Отчего-то в это легко верилось.

Бросалось в глаза довольно жесткое, подчас военизированное устройство общества в Городе. Улицы, расчерченные чуть ли не по линейке, фабричные комплексы средней и легкой промышленности, городское ополчение, постоянно проходившее учения. Создавалось ощущение близкой войны, хотя вокруг Города на огромных расстояниях не было ни одного вероятного недруга. Тем не менее гораздо более опасным врагом представлялся воздух, наполненный смогом. В редкое безветренное время тот опускался прямо на улицы, вторгаясь в легкие горячим горьким першением, которого аборигены словно бы и не замечали.

В целом Город успел произвести смешанные ощущения, у него были как приятные стороны, так и довольно пугающие. Почти полное отсутствие преступности являлось причиной жесточайшего соблюдения закона и полного идеологического контроля над населением; военная и, не стоило сомневаться по обилию торговцев из иных земель, экономическая мощь Города стоила чистого воздуха и тяжелого труда; высокий уровень образования, доступного всем и каждому в обществе без социальных классов, предназначался исключительно для подготовки квалифицированных инженеров и рабочих, практически исключая духовный рост. В Городе почти не было места для искусства, жесткая функциональность вытесняла бессмысленную красоту, живые люди не мыслили себя иначе как частями общего, огромного и сильного механизма, направляемого непререкаемым авторитетом основателя – Великого Индустриарха.

Довольно долго вазари не вполне осознавал причину этого, остерегаясь задавать вопрос напрямую. Все же уверенность людей Города в своем лидере немало походила на религиозный фанатизм, а фанатиков, как известно, не стоит провоцировать ни единым словом. Однако его догадки и сомнения рассеялись одним довольно трагичным днем.

Как обычно, с утра великий оборотник покинул свою квартирку и отправился по выверенному маршруту от клиента к клиенту, попутно отыскивая новых. Аборигены не то чтобы были богаты, у них водились денежки ровно в таком количестве, какое было необходимо. Всеми потребностями народа занималось государство, которое снабжало жильем, едой, какой-никакой медициной, обеспечивало порядок и практически все остальное. Зарплаты тратились в основном на покупку товаров ширпотреба и расчета с многочисленными самостоятельными артелями. Все, от одежды до мебели, производилось этими артелями, а то, что они предложить не могли, везли с запада гости, сиречь купцы. Многое из их импортных товаров почиталось за роскошь и не приветствовалось среди жителей Города, не говоря уж о цене, но власти смотрели сквозь пальцы – коль накопил денег, трать как хочешь.

Конкретно у великого оборотника аборигены с охотой покупали качественные наборы рабочих инструментов – главными клиентами были как раз артельщики. Другим горожанам он продавал наборы первой медицинской помощи, значительно превосходившие качеством местные аналоги, а еще игрушки для детей, оптические приборы, небьющуюся и разукрашенную посуду (женщины создали настоящий бум на этот товар), осветительные приборы и еще десятки наименований всякой полезной мелочи для повседневной жизни. Великий оборотник твердо намерился перенасытить рынок всем, что в невероятном количестве принес внутри сумки, пока правитель Города трудился в своей цитадели.

Так вот в один из таких дней, когда он шагал по мощенной красным камнем улице, совершенно внезапно завыла сирена, и вся обычная жизнь мигом прекратилась. Люди ринулись потоками, направляемые с постов стражи в открывшиеся повсеместно подземные убежища. Тем временем маковки на башнях противовоздушной обороны вновь «зацвели».

Заводские дымы скрывали часть неба, но там, где оно оставалось более-менее чистым, показались десятки увеличивавшихся черных точек. Эдвард поднес к глазу подзорную трубу и увидел… скорее всего, это были драконы. По крайней мере, какой-то местный подвид, не слишком большие твари на кожистых крыльях. Каждая несла в когтистых лапах под брюхом по внушительному деревянному контейнеру, а на загривке – по всаднику с посохом. Скоро вниз полетели ревущие сгустки пламени.

Зенитные пушки открыли огонь, заставляя налетчиков метаться зигзагами, снижаться спиралями, нести потери. То одна рептилия, то другая взрывалась кровавыми ошметками и уже не летела, но падала на Город, учиняя разрушения. К местам таких падений спешили отряды не только спасателей, но и солдат городского гарнизона, которыми руководил из центрального промышленного комплекса генерал Кано.

Как виделось Эдварду, главной задачей налетчиков было не столько ударить по Городу заклинаниями, сколько сбросить контейнеры с максимально низкой высоты и уйти невредимыми. Главной же задачей защитников было встречать их свинцом с башен и крыш иных построек, не щадя снарядов. Редкие летуны расставались с грузом ниже чем в шестидесяти – семидесяти метрах от земли, а те, кто пытался, платили жизнью, однако лишь сбросив все контейнеры на город, враг перешел в отступление.

Один из них рухнул невдалеке от Эдварда, развалив на куски часть двухэтажного жилого дома. Осколки камня и дерева брызнули во все стороны, а когда красная пыль немного улеглась, великий оборотник увидел кровь. Сначала он решил, что в доме были люди, но прямо на его удивленных глазах груда расщепленной древесины зашевелилась. Из-под нее поднималось нечто монструозное, нечто окровавленное, пробитое насквозь острыми обломками, но все равно живое. Гуманоид почти вдвое выше нормального человека и почти вчетверо шире в плечах; плоская голова с тяжелой челюстью, глубоко утопленные глазки, дыхательные щели вместо носа; чудовищно гипертрофированная мускулатура, особенно в верхней части тела, руки почти до земли, одна сжимала громадный меч, больше похожий на орудие мясника. Чудовище, выбралось из руин, пошатываясь, оставляя в обломках несколько трупов своих сородичей, которым повезло еще меньше. Оно тупо поводило башкой из стороны в сторону, пошатнулось, распахнуло зубастую пасть – наружу хлынула смесь слюны и крови – и взревело.

Эдвард Д. Аволик точно знал, что нужно делать в ситуациях, когда сталкиваешься с ультраагрессивной формой жизни, которая патологически не переносит лишних разговоров. Можно было сказать, что у него выработался нюх на такие формы жизни, ничуть не худший, чем на выгодную сделку. Разумеется, в таких ситуациях нужно было брать ноги в руки и удирать со всей возможной прытью, а уж удирать он умел великолепно! Однако стоило вазари только развернуться, как уха достиг звук.

За прочим шумом златовласый не расслышал его прежде, но вот теперь звук ворвался в голову и пересилил грохот собственного пульса. Там, чуть ниже по улице, на красной брусчатке лежала горожанка, не успевшая добраться до ближайшего убежища. Судя по крови, что растекалась вокруг ее головы пугающим нимбом, она получила каменной шрапнелью по черепу. Над телом женщины сидел мальчик, на вид лет трех-четырех, в темной ноской одежке, которую здесь носили все дети. Он истерично плакал, теребя женщину за руку, и просил ее проснуться. Не повезло им. Женщина не факт что была еще жива, а если и была, то…