— Боже мой, — сказала Мирей, отступив на шаг назад, — Боже мой, Немрут-Даг.

Чанаккале

13 ноября, 22.30

Они вышли из бара и сели в машину.

— Немрут-Даг… — проговорил Норман, заводя машину. — Что это за место?

— Ты должен знать его, — сказала Мирей. — Разве ты не изучал археологию?

— Всего два года, очень давно и по большей части то, что относится к техническому строительству Римской империи: дороги, акведуки… А потом — все… Археология напоминала бы мне о днях, проведенных в Афинах, о потерянных друзьях… Я предпочел сменить профессию и заняться журналистикой: каждый день — новый предмет изучения.

— Немрут-Даг — одинокая гора Восточного Тавра, высящаяся над долиной Евфрата, голая и овеваемая ветром. На ее вершине царь, союзник римлян, Антиох I Теос из Коммагены, в первом веке нашей эры велел построить себе пышную гробницу — пирамиду из камня в шестьдесят метров высотой, с двумя террасами по сторонам, под охраной четырнадцати колоссов высотой в тридцать метров. А перед ним… алтарь для жертвоприношений. Похоже, гора с незапамятных времен являлась магическим местом. Местная исламская легенда гласит — здесь должно было свершиться жертвоприношение Исаака. Здесь же охотился мифический Немврод, осмелившийся бросить вызов Богу. Еще тут есть следы присутствия хеттов, астрологические знаки персидской магии…

— Значит, это и есть место, называемое Келкея, или Бунима?

— Я в этом убеждена. И наверняка Мишель движется туда… где его ждет смерть, если мы не приедем раньше.

— Раньше, чем что? — спросил Норман.

— Я не знаю. Не знаю. Раньше. Нам нельзя терять ни минуты.

— Но как Мишелю удалось узнать о нем, если ты одна проникла в подвал того дома?

— Он не знает, что это за место. Его каким-то образом заманили туда… Я не знаю как… И не его одного.

— Что ты имеешь в виду?

— Он… Овен.

— О, Мирей!

— Ты знал, что Мишель родился в Сиве? Что он — сын итальянского солдата и женщины-бедуинки? Мишель родился 13 апреля в месте Овна, под знаком Овна, он воспитывался в приюте «Шато-Мутон», а сирот приюта называли «moutons», барашки. Вся жизнь его отмечена этим знаком…

— Я не верю в астрологию и во все прочие выдумки.

— Двое других — телец и вепрь.

Норман покачал головой:

— Я не хочу идти за тобой по этой дорожке безумия, я картезианец… Но я пойду за тобой по дорогам этой страны, потому что хочу найти моего друга Мишеля… а также Клаудио, который убил моего отца. Я должен понять, что мне делать: броситься ему на шею или пустить ему пулю в лоб. А теперь отдыхай, я буду вести машину всю ночь, если получится.

Мирей опустила спинку сиденья и закрыла глаза, а Норман на огромной скорости двинулся в сторону Смирны. Оттуда он намеревался поехать по внутреннему шоссе, собираясь пересечь большое плоскогорье: Афион… Кония… Кайзери… Малатия. Боже, это будет ужасно тяжело.

Норман подумал — если Мишель действительно направляется в то место, он непременно должен ехать именно по данной дороге, единственной, по которой можно добраться до Немрут-Дага. Он не терял надежды догнать друга: ведь останавливается же тот, чтобы несколько часов поспать… Конечно, у него гораздо более мощная машина, чем «пежо» Мирей, а на таком большом расстоянии это тоже дает заметное преимущество… Внезапно, пока Норман был погружен в свои мысли и рассчитывал время и расстояние, требуемые на столь долгое путешествие, Мирей поднялась и села:

— Избегай пирамиды на вершине большого треугольника… — проговорила она.

— Мирей, тебе приснился сон?

— Нет. Я вовсе не сплю. Несколько дней назад, в афинском управлении полиции, я заглянула в записную книжку капитана Караманлиса: на последней странице была записана эта фраза.

— И что же?

— Ты что, не понимаешь? Пирамида на вершине большого треугольника — это гробница на Немрут-Даге, вершине, которую мы сами с тобой вычислили. Фраза предупреждала Караманлиса о том, что не стоит приближаться к этому месту… Боже, значит, Караманлис — это вепрь… или бык… Но кто предупредил его? Кто еще мог знать?

Норман не нашел что ответить. Перед началом подъема он увеличил обороты и максимально раскрутил мотор, почти в ярости, со злобой. Машина, добравшись до вершины холма, устремилась вниз на огромной скорости, и ее габаритные огни стали исчезать вдали.

— Они мчатся как безумные, — сказал Караманлис. — Тебе придется прибавить газу, если не хочешь их упустить.

Влассос нажал на педаль акселератора:

— Не беспокойтесь, капитан, я их не упущу. Мы свежее их: мы ведь спали ночью, а они по очереди дремали в своем драндулете.

— Да, — согласился Караманлис со вздохом, — но они моложе.

— Думаете, они едут в то место, которое отметили на карте в порту?

— Думаю, да.

— Но почему они устроили такой переполох, носились туда-сюда, а потом поставили знак на настенной карте?

Караманлис как будто не слышал последнего вопроса: при свете салонной лампочки он листал свою записную книжку и вдруг случайно открыл страницу за 5 ноября, где была записана та фраза: «Избегай пирамиды на вершине большого треугольника». И тут ему вспомнился большой треугольник, нарисованный Норманом и Мирей на карте сквозь дым портового бара: так, значит, в затерянной точке Анатолии его и ожидает судьба… сведение счетов? Похоже на правду. Ему вспомнилось покрытое потом, искаженное лицо калликантароса на горе Перистери и голос, враждебный, жестокий:

— Что вы делаете здесь, капитан Караманлис?

Внезапно в нем проснулась жажда жизни, упрямая, мятежная, и он стал бить кулаком по странице записной книжки.

— Вас не касается, что я тут делаю! — закричал он. — Вас не касается!

Влассос резко повернулся к нему с ошеломленным выражением лица:

— Эй, шеф, что с вами? Вы уверены, что хорошо себя чувствуете?

Караманлис убрал записную книжку и откинулся на спинку, делая вид, будто собирается немного отдохнуть:

— Хорошо? Конечно, хорошо. Никогда не чувствовал себя лучше.

Влассос какое-то время молчал, иногда искоса поглядывая на своего спутника: тот сидел, скрестив руки на груди и прикрыв глаза.

— Капитан, — произнес он наконец, — похоже, в тех краях нас поджидают несколько человек, а нас только двое. Мы справимся? Этот тип… С ним и с одним-то трудно совладать…

— Ты боишься, Влассос? Нет, ты не должен бояться: знаешь, у меня ведь много друзей и в этой стране. Во времена войны за Кипр, когда существовало эмбарго на поставки оружия в Турцию, я пропустил кое-какой груз с боеприпасами, и кое-кто еще об этом помнит.