Прожив полтора месяца на улице, она увидела его фотографию на первой странице утренней газеты. Он улыбался: ему удалось провести несколько фантастически удачных сделок, и после этого он решил отдохнуть на Лолланне. «Никакой дичи, живущей в моих владениях, не уйти от моего меткого выстрела!» — заявил он репортеру.

Тогда Кимми впервые украла чужой чемодан, нарядилась в безупречную одежду и отправилась на поезде в Сёллестед. Сойдя на этой станции, в сумерках она последние пять километров проделала пешком и вышла к имению.

Ночь она провела в кустах, слыша доносящийся из дома громкий голос Кристиана. Наконец его молодая жена удалилась наверх. Он лег в гостиной и, проспав пару часов, встал свежий и готовый выместить свою злобу на фазанах и вообще на всем живом, что подвернется под выстрел.

Ночь выдалась студеная, но Кимми не замерзла. Мысль о том, что кровь Кристиана скоро прольется в наказание за его грехи, согревала ее животворным теплом и поднимала настроение.

Еще по школе она знала, что беспокойная одержимость Кристиана не дает ему спать, заставляя подниматься раньше всех. За несколько часов до начала охоты он обходил угодья, планируя взаимодействие загонщиков и стрелков. Спустя несколько лет после убийства Кимми как сейчас помнила чувство, которое испытала, наконец увидев показавшегося из ворот Кристиана Вольфа: чистого, элегантного, обутого в начищенные ботинки на шнуровке, прямо-таки идеал настоящего охотника в представлении высшего класса. Но что высший класс понимает в настоящих убийцах!

Быстрым шагом она следовала за ним, прячась за живыми изгородями и вздрагивая порой от шороха в кустах или хрустнувшей под ногой ветки. Если бы он заметил ее, то выстрелил бы, не колеблясь ни секунды. А потом сказал бы, что сделал это нечаянно, подумав, что в кустах прячется косуля.

Но Кристиан не услышал ее до последней секунды, когда она выскочила вперед и ударила его ножом в пах.

Упав ничком, он корчился на земле, дико выпучив глаза и понимая, что лицо, которое смотрело на него сверху, это последнее, что ему суждено увидеть в жизни.

Она взяла его ружье и просто дождалась, когда он изойдет кровью. Ждать пришлось недолго.

Тогда она перевернула тело на спину, рукавами вытерла ружье, вставила его в руку покойнику и, направив стволом вниз, спустила курок.

Согласно официальному заключению, Кристиан погиб от случайного выстрела и причиной смерти стало кровотечение вследствие разрыва бедренной артерии. Самый сенсационный несчастный случай года.

Но для Кимми происшествие вовсе не было несчастьем. Ею тогда овладело чувство необычайного покоя.

У других членов группы было не так хорошо на душе. Кимми словно исчезла с лица земли, а все оставшиеся понимали, что Кристиан не случайно погиб такой смертью.

Эту смерть называли необъяснимой.

Но мальчики из школы-пансиона на таком ответе не успокоились.

Как раз в это время Бьярне сам явился в полицию с повинной.

Быть может, он догадывался, что станет следующим, а может, вступил в соглашение с остальными — Кимми это было безразлично.

Она следила за процессом по газетам и знала, что Бьярне взял на себя вину за рёрвигские убийства, так что впредь она могла жить спокойно, не волнуясь о прошлом.

Она позвонила Дитлеву Праму и сказала, что если они тоже хотят жить спокойно, то должны заплатить ей определенную сумму денег.

Они условились о способе передачи денег, и группа сдержала слово.

Это было разумно. Таким образом они выиграли по крайней мере два-три года передышки, прежде чем их постигнет та же судьба.

Взглянув на тело Кассандры, Кимми подивилась про себя, что не испытывает особого удовлетворения.

«Это потому, что ты еще не все довела до конца», — подсказал один из голосов. «На полпути к райскому блаженству радоваться рано», — подхватил второй.

Третий промолчал.

Она кивнула, вынула сверток из сумки и поплелась наверх по лестнице, рассказывая малютке, как когда-то играла на этих ступенях и съезжала вниз по перилам, если никого не было поблизости. Как она все время, снова и снова, напевала одну и ту же песенку, когда ее не слышали отец и Кассандра.

Отдельные эпизоды из жизни ребенка.

— Полежи тут, деточка, пока мама пойдет и достанет мишку, — сказала она, бережно уложив сверток на подушку.

Ее комната осталась прежней. Тут она лежала несколько месяцев, чувствуя, как растет живот. Сегодня она пришла сюда в последний раз.

Открыв балконную дверь, Кимми в полутьме ощупью поискала расшатанную черепицу. Ага, вот она! Все там же, где ей помнилось. Черепица вынулась как-то уж очень легко — с той легкостью, с какой открывается недавно смазанная дверь. Кимми овладело недоброе предчувствие, мороз прошел по коже. Засунув руку в тайник, обнаружила, что он пуст, и озноб сменился внезапно нахлынувшим жаром.

Взгляд Кимми лихорадочно метался по стене вокруг нужного места, хотя она уже поняла, что дальнейшие поиски бесполезны.

Тайник был тот самый, но ящика в нем не оказалось.

Все мерзкие «К» выстроились перед ней вереницей, голоса завыли и захохотали истерическим хохотом, осыпая ее бранью. Кюле, Вилли К. Лассен, Кассандра, Коре, Кристиан, Клаус и все остальные, с кем ей приходилось сталкиваться на жизненном пути. Кто теперь перешел ей дорогу и унес ящик? Неужели те, кому она собиралась заткнуть глотку этими доказательствами? Те, что еще остались в живых, — Дитлев, Ульрик и Торстен?

Сотрясаемая дрожью, она услышала, как все голоса слились в один. Как сильно, прямо на глазах, забились вздувшиеся на руках вены.

Такого с ней не случалось уже несколько лет — чтобы голоса объединились. В виде исключения все дружно твердили одно и то же.

Эти трое должны умереть!

В изнеможении Кимми прилегла на кровать рядом со сверточком. Все прошлые унижения и обиды разом нахлынули на нее — первые жестокие побои, которые нанес ей отец, дышащий перегаром ярко-красный рот матери, острые ногти, тычки, щипки, дерганье за тонкие детские волосенки.

Когда ей случалось быть сильно побитой, она забивалась в угол, зажав в дрожащей руке игрушечного медвежонка. С ним можно было поговорить, и это давало ей утешение. Медвежонок был маленьким, но разговаривал как взрослый.

— Кимми, не переживай. Просто они злые люди. В один прекрасный день они исчезнут. Вдруг раз — и нету.

Когда она стала постарше, его тон изменился. Теперь мишка говорил ей, чтобы она никогда не смирялась с битьем. Уж коли дело дойдет до драки, то бей сама! Ни с чем не мирись.

И вот медвежонок пропал. Пропало единственное напоминание о хотя бы кратких проблесках счастья, которые она видела в детстве.

Кимми повернулась к сверточку и, снедаемая горьким раскаянием, стала его гладить, приговаривая: